Бухарин С.Н., Ракитянский Н.М. Россия и Польша. Опыт политико-психологического исследования феномена лимитрофизации / Отв. ред. О. А. Платонов. — М.: Институт русской цивилизации, 2011. — 944 с.
Источник информации — http://www.rusinst.ru/contents.asp?id=1 (Институт Русской Цивилизации).
Сергей Николаевич Бухарин, Николай Митрофанович Ракитянский
Россия и Польша
Опыт политико-психологического исследования феномена лимитрофизации
Москва 2011
Содержание
Введение
Часть I. ФЕНОМЕН И КАТЕГОРИЯ ЛИМИТРОФА В КОНТЕКСТЕ ПОЛИТИКО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
Глава 1. Политико-психологический анализ феномена лимитрофизации Польши
Глава 2. Сарматизм — ментальная основа шляхетской республики Речи Посполитой
Часть II. КРАХ ПЕРВОЙ РЕЧИ ПОСПОЛИТОЙ
Глава 3. Русско-польские войны XVI—XVII вв.
Глава 4. Разделы Польши. Восстание Т. Костюшко
Глава 5. Восстание 1830—1831 гг.
Глава 6. Восстание 1863—1864 гг.
Глава 7. Польские легионеры. Мифы и реальность
Часть III. ВТОРАЯ РЕЧЬ ПОСПОЛИТАЯ — ПУТЬ К НОВОМУ КРАХУ
Глава 8. Преступления правящего режима второй Речи Посполитой
Глава 9. Судьба Православия в Польше
Глава 10. Польша против СССР. Концептуальные основания и политическая практика в период 1920—1939 гг.
Глава 11. Польский ВМФ и колониальные проекты второй Речи Посполитой. Исторический экскурс и политико-психологический анализ
Глава 12. Польская дипломатия накануне Второй мировой войны
Часть IV ПОВЕРЖЕННАЯ ПОЛЬША
Глава 13. Генерал-губернаторство Третьего рейха
Глава 14. Польские коллаборационистов на службе нацистской Германии. Политико-психологические причины коллаборационизма
Глава 15. Евреи в Польше
Глава 16. Волынская резня или чудовище Франкенштейна
Часть V. ВЫДАЮЩИЕСЯ ПОЛЯКИ В ИСТОРИИ РОССИИ
Глава 17. Краткая история Польского землячества
Глава 18. Поляки в Отечественной войне 1812 г.
Глава 19. Поляки в Первую мировую войну
Глава 20. Поляки в великой Отечественной войне 1941—1945 гг.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ЛИТЕРАТУРА
ПРЕДИСЛОВИЕ
Хотелось бы, чтобы эту книгу правильно поняли. Она первая в весьма необычном жанре — психолого-политического исследования исторических реальностей. Она не историческая и не политическая, она даже не о Польше и польской элите: она о нашей современной жизни и грандиозных проблемах, которые стоят перед многими странами. На примере Польши авторы изучают феномен лимитрофизации, который многие хотят использовать, как ведущий инструмент внешнеполитического воздействия на Россию. Сам факт появления государств-лимитрофов после распада Российской империи и СССР носит лишь квалификационный характер, но при большом желании его можно превратить в политическую идею антироссийской направленности. Поэтому естественна необходимость изучения психолого-политических механизмов такого понимания лимитрофизации.
Читая книгу, невольно задаешься вопросом: государств-лимитрофов по периметру России много, но почему только Польша выступила идеологом превращения этого феномена в реальный инструмент политики и, более того, обосновала его естественность, необходимость и перспективность? Получается, что причина подобного представления феномена лимитрофизации находится, скорее всего, внутри Польши, а не вовне ее. Для проверки этой гипотезы авторы собрали огромный объем фактов, психологических портретов и характеристик прародителей лимитрофизации, легенд и биографий представителей польской элиты, так что книгу эту можно воспринимать и в качестве исторического исследования.
Как политическому психологу, мне было легко читать этот текст, хотя для многих читателей несколько неожиданным будет научный аппарат, который использовался здесь для понимания того, почему именно Польша трижды подвергалась так называемым разделам. Почему она, единственная из стран Европы, не использовала для морских открытий прямой выход к морю, имея многочисленный талантливый народ, давший человечеству выдающихся авиаконструкторов, военачальников, и многие годы существует как государство-лимитроф, а ее талантливые сыны реализуют свои способности в других странах? Список выдающихся сынов польского народа даже не нужно приводить. Несомненно, это тот случай, когда лишь психолого-политический научный аппарат в состоянии объяснить несоответствие талантливости польского народа и исторического положения Польши в мире. Только с его помощью можно объяснить причины поиска интеллектуалами Польши ее исторических корней методом проецирования себя в далекое прошлое. Так же, как и усилия шляхетского сословия доказать, что они являются потомками свободного, кочевого и вольнолюбивого народа — сарматов. Это и многое другое, изученное авторами книги, — предмет и объект политической психологии в истории.
Книга содержит множество фактов, подтверждающих психологический характер лимитрофизации Польши. Например, здесь приводится история польского шляхтича Юзефа Сулковского (1770—1798) — офицера французской армии. Он был участником восстания 1794 гг., а также Итальянской и Египетской кампаний, адъютантом Бонапарта и, по мнению польских историков, отличался необыкновенными талантами, в том числе и военными. В Египте Сулковский якобы имел тайные полномочия от Директории заменить Наполеона в случае его возможной гибели. По сведениям тех же историков, гибель Сулковского в Каире была подстроена самим Бонапартом, узнавшим о поручении, данном его адъютанту. Очень демонстративна легенда о его отце: «Князь Франтишек де Паула Сулковский был поочередно австрийским полковником, русским майором, барским конфедератом, генеральным инспектором и генерал-лейтенантом польских коронных войск, а под конец — австрийским фельдмаршалом…» Опять, где угодно, кто угодно, но не в Польше.
Книга дает повод для дискуссии, которая, конечно, начнется. Хотя с аргументами авторов трудно спорить, дискуссия в основном развернется вокруг формы книги, ее направленности, стиля. Не стоит ее предвосхищать. Материалы книги и новаторский психолого-политический инструмент исследования острых исторических событий побуждает к серьезным размышлениям и собственным выводам. У меня эта работа вызвала соображения, которым авторы, возможно, не придавали особого значения — у них были свои, ясно очерченные цели и задачи.
Соображение первое, появившееся у меня, связано с историческими тенденциями сегодняшнего дня. Во-первых, эта книга о механизмах общественно-политического хаоса, который возникает не в связи с некими непреложными экономическими законами, а является следствием неумелого, очень субъективного управления страной. Понятие хаоса ныне активно исследуется, наверное, потому, что есть ощущение его приближения. Сегодня предвестники хаоса с точки зрения политической психологии маскируются под терроризм, интолерантность, экономический кризис, локальные войны, массовые беспорядки. Мало кто понимает, что к предвестникам хаоса относятся теневая экономика, отказ от уплаты налогов, службы в армии, транспортный коллапс в городах-миллионниках, массовые неуправляемые миграции населения и т. д. Хаос, это когда власть не справляется со своими функциями по причине собственных внутренних проблем.
Угол зрения, под каким читается книга, — состояние политической власти в Польше и сравнение ее с другими системами власти, не обремененными идеями сарматизма об особом происхождении польского народа, под которым понималось только дворянство. Для справки необходимо сказать, что основная функция власти — устранять хаос, обеспечивать безопасность и упорядочивать физическое перемещение людских масс, «регламентировать» время человеческой жизни через системы занятости и отдыха, контролировать бесконфликтность норм производства и потребления, наконец, определять экзистенциальные нормы человеческого существования: то есть формулировать смысл жизни людей, определять список жизненных ценностей, задавать цели, адекватные времени и ситуации. Именно так и не меньше. К сожалению, мои беседы со многими представителями власти показывают, что этого не знают и к этому не готовы. Между тем, успешность власти в разные периоды времени определила подвиги народов таких стран, как Испания, Англия, Голландия, Португалия, Италия, Германия, Россия. Власть в этих странах, так или иначе, обеспечила условия для географических, научных, технологических, социальных открытий. И какая мощная в этих странах была философская мысль, как строги моральные стандарты поведения, как сильно было образование, в том числе и политическое!
Вопросы, поднимаемые в книге, столь серьезны и современны, что не удержаться от упоминания хотя бы некоторых нюансов требований, предъявляемых к власти. Власть несет ответственность за обязательное сосуществование в стране гражданского и политического общества, которые скрыты за признанием ее суверенности и вклада в мировую цивилизацию. Власть имеет дело с проблемами высшей степени сложности из-за того, что политическая форма общения — рациональное распределение, а экономическая форма — эквивалентный обмен. Если принцип политического общества — справедливость, то принцип гражданского — свобода. Гражданское общество осуществляет спонтанные, формализованные, имперсональные денежные обмены, чего не делает политическое общество. Специалисты знают, что деньгами управлять легче, чем людьми, денежные обмены не натыкаются на волевое сопротивление в политическом обществе.
Продуктом власти является т.н. «социальный капитал», фактически катализатор развития страны. Его признанный смысл — получение экономической отдачи от высокого качества социальных отношений, которое достигается в обществах, объединенных национальной идеей, ориентированных на расширение возможностей развития, смягчение социальной несправедливости и интеграцию уязвимых и маргинальных слоев в общественную жизнь. Дефицит социального капитала порождает предвестников хаоса, который жестоко пресекается войнами, революциями, утратами территории и суверенитета, обострением отношений между обществом и государством. Социальный капитал является основой для легитимности государства, бизнеса за счет явного или неоформленного социального контракта государства и населения.
Есть вопрос: был ли в Польше достаточный социальный капитал, когда ее постигали три раздела? Судя по материалам книги — нет. Единицей измерения социального капитала является феномен доверия между людьми и властью, между бизнесом и властью, между людьми и бизнесом. Измерять величину феномена доверия стали относительно недавно, например через показатели межличностного доверия. По данным Всемирного исследования ценностей, процветающие страны имеют следующий параметр доверия: Швеция в 1990 г. — 66,1, в 2006-м — 68,0, США в 1990-м — 51,5, в 2006-м — 39,3. Развивающиеся страны, типа Китая, соответственно имеют, в общем, такие показатели доверия: 60,3 и 52,3. А вот что касается стран с переходной экономикой, то Россия имела в 1990 г. межличностное доверие на уровне 37,5, а в 2006-м — 26,2. Что касается Польши, то уровень межличностного доверия там в 1990 г. равнялся 29,2, а в 2006-м упал до 19,0. Комментарии излишни: хочешь быть суверенным — накапливай социальный капитал. Судя по выводам польских историков, в Польше его было традиционно мало.
Итак, первая проблема, на которую выводит книга, — проблема социального хаоса, который обусловливается ошибками и просчетами власти в большей мере, чем происками внешних врагов. Сегодня очевидно, что в большинстве стран мира феномен доверия падает, и это очень тревожный предвестник хаоса, опасного не только для Польши, но в первую очередь для стран-лимитрофов вообще. Политический хаос приводит к ослаблению государства, утрате им своего суверенитета. В частности, он не позволил Польше умело использовать исключительно выгодные географические, исторические, климатические, культурные условия своей страны. А возвышение сарматизма и лимитрофизация — это оправдание, защитный психологический механизм, рассматривающий соблюдение-возврат к освященным давностью традициям как единственную возможность выживания общества и государства. Авторы справедливо пишут, что ему присущ «изоляционизм и ксенофобия, являющиеся обратной стороной мегаломании и самоидеализации».
Второе соображение, на которое наводит книга, касается роли элит в истории всех стран, а не только Польши. Порою даже начинает казаться, что Польша избрана объектом исследования лишь потому, что в мире нет государств, где бы так ярко было представлено влияние национальной элиты на историю своей страны. По своей важности это, может быть, важнейшая тема книги. Складывается впечатление, что элиты всех стран не вполне отдают себе отчет о роли и мере своей исторической ответственности за происходящее и потому не учатся на ошибках предшественников — элит, ушедших в историю. Приведенные в книге факты, биографии, поступки людей, составлявших элиту Польши времен ее разделов, ясно это показывают. Но и сегодняшние элиты во всем мире, не только в Польше, наслаждаются своим элитарным положением и не очень задумываются о грядущем.
А грядущее представляется таким: политический хаос не канул в польскую или чью-либо иную историю, а нарастает повсеместно все более и более по мере исчерпания ресурса Бреттон-Вудской системы стабилизации мирового порядка. Так называемый экономической кризис — это целая гамма кризисов: 1) философского (элиты не могут внятно объяснить, что и для чего ими делается); 2) интеллектуального (у элиты нет альтернативы Бреттон-Вудсу, как нет и решения формулы глобального кризиса); 3) морального (элита не может удержать поведение масс в классических моральных рамках); 4) финансового (элита не знает, как сбалансировать деньги и производство-потребление товаров). Непрерывно идущие экономические форумы, совещания «шестерок», «семерок», «двадцаток», саммиты и пр. — это поиски решений для четырех кризисов, которые отнюдь не стоят на месте, а энергично развиваются, продвигая в тупик все человечество. Поиски решения проблемы глобализации — это обуздание планетарной интеллектуальной машины, уходящей из-под контроля человека.
Элита сейчас не представляет, что глобализация материализовалась в виде «мировой паутины» информационных, транспортных, энергетических, культурных сетей. Эти сети вобрали в себя одновременно все достижения мировой естественной науки, но полностью избавлены от этических норм функционирования. Из-за своей сложности и масштабности «паутина» недоступна для «регулирования» или «отключения» силами одного или группы самых гениальных ученых современности. Поэтому глобализация никому не принадлежит, никому «не повинуется», «живет для себя» и по «своим законам», не принимает во внимание чувства и переживания людей, не делит их на «своих» и «чужих». Она ничья. И пока приступила к использованию людей в своих интересах, если считать интересом «отношение» климата к участи вымораживаемых мамонтов.
Первые итоги глобализации поставили всех нас в известность, что существующий мировой порядок неэффективен. Глобализация подала знак о предстоящих экологических, энергетических, психологических, демографических катастрофах, если мы не изменим мировой порядок. До первых известий с «фронта глобализации» никто и не думал, что вяло текущий много веков процесс объединения человечества в некое единое целое внезапно станет главной мировой проблемой. «Мировая паутина» приступила к своеобразной «мировой инвентаризации», итоги которой сравнимы с последствиями так и не осуществившейся «Мировой революции»: изменяется роль, место, цена каждой страны, каждого народа, каждого человека и каждой вещи. Оценка, расчет, а не субъективное мнение управляет глобализацией. Несогласие с ней означает: кто не в глобализации — тот вне новой цивилизации.
Так вкратце можно охарактеризовать масштабы проблем, которые стоят перед современной элитой, как они стояли и перед элитой Польши в трагические годы ее разделов. Книга дает отрицательный ответ на вопрос: отдавала ли тогда элита Польши себе отчет о размерах проблем своей страны, о собственной роли? По прочтении исследования появляется еще и такая мысль: неважно, об элите какой из стран идет речь — польской, русской, латышской, болгарской, канувшей в историю или вновь народившейся, современной. Есть надежда, что читать книгу будут представители элиты, которые, ощущая себя на жизненном Олимпе, уверены, что они правильно живут и действуют, влияют через своих лоббистов на государственные решения. Однако сегодня, как и ранее, после многих своих неудач элита вновь заявляет, что ей не повезло с народом, который-де измельчал, с лидером, который отстал от жизни. И при этом элита именно себя отождествляет со страной и остро реагирует на любые высказывания о ней, будто речь идет о каждом из них лично. Если так, очень важно, чтобы элиты знали о своей исторической роли в судьбе страны. Знали, что именно уровень их философской, интеллектуальной, нравственной, финансовой подготовки определяет возникновение и масштаб хаоса в своей стране. Вот что надо понять, ибо власть контролирует сегодня только часть процессов в обществе, в экономике, в производстве.
Третье соображение, которое появилось у меня после прочтения книги: в качестве полигона для психолого-политического исследования механизмов хаоса и роли элиты в этом процессе можно было бы выбрать другую страну. Вокруг России действительно образовался целый пояс государств-лимитрофов, в каждом из которых появляются свои объяснительные теории типа сарматской. Можно было избрать в качестве полигона такого исследования и саму Россию, которую столь же часто сотрясали то социальные взрывы, то масштабные войны и где периодически появляются идеи, сходные с идеями польской элиты. Главная мысль и идейный стержень книги — высочайшая ответственность национальных элит за формулирование смысла жить в своей стране, отстаивать сплачивающие народ ценности и преследовать единую цель, объединяющую народ, власть и бизнес. Элита — это беззаветное служение Родине, а не своим слабостям, алчности, амбициям и высокомерию. Но этому необходимо специально учить, потому что формирование элиты по польскому образцу неприемлемо. Говоря образно, люди должны иметь специальную подготовку для служения в элите, как в гвардии на поле боя. И эта книга помогает на многое открыть глаза тем, кто считает себя представителем современной элиты.
Стоит заметить, что книга может дать повод для критики из-за того, что для объяснения концепции в ней используется специальная психологическая терминология, которая, попав в бытовую среду, приобрела зачастую ругательные и даже оскорбительные значения, каких в науке она не несет. В этом есть проблема, и читателю желательно и полезно расширить свой словарный запас с помощью справочников, чтобы правильно понимать психологические квалификации авторов и научиться различать в жизни их проявления, которые ранее ускользали от него из-за неправильного понимания некоторых слов. Авторы не вкладывают в психологические термины упрощенного, «уличного» смысла и предельно точны в своих оценках.
В заключение надо специально сказать о том, что использование психологических механизмов защиты, одним из которых является идея сарматского происхождения Польши, особой исторической роли государств-лимитрофов, чрезвычайно опасно. Если у читателя этой книги найдется желание и время понять меру этой опасности, то ему будет полезно разобраться с самими психологическими механизмами защиты.
Их двадцать, а идея лимитрофизации в нынешней интерпретации использует в разных странах-лимитрофах только некоторые из них. К примеру, вот механизмы психологической защиты: 1. подавление — отказ отдавать себе отчет в уже проникших в сознание неприятных и опасных мыслях и формулировать их; 2. интеллектуализация — пресечение переживаний, вызванных неприятной ситуацией, или упорядочение несовместимых установок с помощью логических манипуляций; 3. рационализация — попытки доказать в целях самоутверждения, что поведение является рациональным и оправданным, а поэтому социально одобряемым. Это своеобразный механизм поиска убедительных доводов для недостаточно одобряемых действий и желаний; 4. отрицание реальности — защита от неприятной действительности путем отказа трезво воспринимать ее, часто принимающая формы ухода в болезнь, маниакальной поглощенности чем-либо; 5. проекция — проекция собственных характеристик на других. Выражается в возложении ответственности за трудности на других лиц или приписывании другим своих качеств и побуждений; 6. идентификация — повышение чувства собственной значимости путем идентификации себя с выдающимися личностями; 7. компенсация — прикрытие собственной слабости подчеркиванием желаемых черт или преодоление фрустрации в одной сфере сверхудовлетворением в других; 8. фантазия — удовлетворение несбывшихся желаний в воображении. Механизмов защиты еще двенадцать, но к идее сарматского происхождения польской элиты они отношения не имеют.
Любой психолог отлично осведомлен о психологических механизмах защиты, однако важно, чтобы властная, государственная, экономическая элита тоже их знала и понимала опасность их применения для себя лично и для стран, которые она представляет. Польская элита, допустившая три раздела Польши, психологически ошиблась, сделав механизмы защиты инструментом своей внешней политики. Именно эти психологические механизмы являются виновником нынешнего положения Польши, и так же опасны для нее, как во времена утраты суверенитета. Книга С. Бухарина и Н. Ракитянского «Шляхетская Польша: опыт политико-психологического исследования феномена лимитрофизации» — полезное учебное пособие для элит, особенно для элит стран-лимитрофов. Потому что элита — это не право на сверхпотребление, а обязанность объективно, точно и полно знать о причинах успехов и неудач своих предшественников.
А.И. Юрьев, доктор психологических наук, профессор, директор Научного центра политического консультирования Факультет политологии Санкт-Петербургского государственного университета. Санкт-Петербург, ул. Смольного, д. 1/3, 7-й подъезд, E-Mail: yuriev@robotek.ru 1 августа 2010 года.
ВВЕДЕНИЕ
К сожалению, у вас есть тенденция рассматривать любые критические замечания как враждебные. Вам следует избавиться от этого комплекса.
З. Бжезинский 1
Весьма дельный совет наблюдательного и умного человека, опытного политика и тонкого политолога пана-мистера Бжезинского адресован, естественно, России и русским. Говоря по справедливости, нам в этом плане действительно есть о чем задуматься…
А что же историческая родина мудрого советника американских президентов, что думают «братья его меньшие» — польские политики, интеллектуалы и прочая элита? Как там, в Польше, с проблемой критики и стремлением «избавиться от этого комплекса»?
В апреле 2010 г. на мемориальных мероприятиях в Катыни Председатель Правительства РФ от имени своей страны заявил о том, что «совместный путь к осмыслению национальной памяти и исторических ран способен нам помочь избежать тупика непонимания и вечного сведения счетов, примитивных трактовок с делением народов на правых и виноватых, как это стремятся иногда делать нечистоплотные политиканы»2 . Он отметил, что, как бы ни было трудно, российский и польский народы должны идти навстречу друг другу, помня обо всем, но, понимая, что невозможно жить только прошлым.
Руководителей России весьма трудно упрекнуть в том, что они не идут навстречу полякам. Но, судя по всему, это движение имеет выраженный односторонний характер. Так, в сентябре 2010 г. менее чем через полгода после примирительных призывов российского премьера, в Москве выходит объемный труд российско-польской Группы, касающийся достаточно непростых вопросов, — «Белые пятна — черные пятна»3 . Это исследование, по словам руководителей проекта, позволит «сопоставить взгляды российских и польских исследователей по наиболее важным проблемам двусторонних отношений»4 .
От книги, заявленной в подобном ключе, ожидаешь диалога, в котором просматривалось хотя бы стремление к взаимопониманию, но тщетно. Так, в частности, весь текст одного из авторов этого пространного научного труда, представителя польской стороны доктора наук5 А. Граевского пронизан темой «сведения счетов». С неумолимостью сурового римского сенатора Катона Старшего, призывавшего разрушить Карфаген, он требует от России «рассчитаться» с собственной историей. Здесь и «расчет с коммунистическим прошлым», и просто «расчеты с прошлым», «задача рассчитаться со своим тоталитарным прошлым», «сведение счетов с прошлым», «сведение счетов с тоталитарным режимом», «сведение счетов с наследием советского тоталитаризма», «исторические расчеты» и т. д.6
Между тем в упомянутом научном издании приводятся слова святого мученика Игнатия Антиохского7 : «Вникай в обусловленность времени»8 . Видимо, предполагалось, что авторы будут следовать этой установке выдающегося человека.
Как же вникает в «обусловленность времени» пан Граевский? Он сетует на то, что «Россия в период президентства Владимира Путина отказалась от радикальных расчетов с прошлым»9 и утверждает, что «отсутствие мер по сведению счетов с коммунистическим прошлым в России было воспринято польскими политическими кругами, а также частью польской общественности как продолжение советской имперской политики, согласно которой Восточная Европа считалась внешней частью империи и естественной сферой влияния»10 .
Как видно, сегодня, как, впрочем, и последние двести пятьдесят лет, «польские политические круги», «часть польской общественности» и интеллектуальная элита не намерены «осмысливать национальную память и исторические раны». Они по-прежнему капризно выражают недовольство всеми, в первую очередь, Россией. Они обижены и разгневаны. Так, сейм обвинил русских и украинцев в геноциде польского народа. Немцев «заклеймили» уже давно. США и Великобритания должны покаяться за то, что не оказали помощь участникам Варшавского восстания. Чехия плоха потому, что не собирается возвращать Тешинскую область, а Литва — Вильнюс. Польский бизнес скупили немцы и евреи, поэтому в стране экономический кризис. Недальновидные и глупые американцы отказались размещать на территории Польши элементы ПРО. Евросоюз не дает подобающих величию Польши полномочий. Короче говоря, все обижают.
Подобная «обиженность» является органичным свойством элиты любого лимитрофа11 . В современном мире лимитрофные государства уже не только те страны, которые образуют так называемый санитарный кордон. Например, отдельные исследователи до сих пор относят Финляндию к лимитрофному типу. Но это не так. Действительно, Финляндия, как, впрочем, Эстония и Латвия, обрели независимость с помощью немецких штыков в начале прошлого века. Но потом Финляндия выстояла в войне с СССР и сумела остаться независимой. Другие страны так называемого санитарного кордона не нашли сил и воли добиться этого.
Суверенитет отстояли Вьетнам, Индия, Китай, Куба, Венесуэла, а также некоторые другие страны Африки, Латинской Америки. Из этих стран не слышно проклятий в адрес бывших колонизаторов, парламенты не выносят обвинительных резолюций. Истерия присуща тем, кому свободу «подарили». И за этот «подарок» приходится дорого платить. Это положение унизительно, ведь лимитрофы не пользуются уважением.
Пренебрежительные высказывания в адрес стран «санитарного кордона» можно обнаружить в речах многих политиков. Например, у лидеров англо-французской коалиции, образовавшейся после завершения Первой мировой войны. Так, министр иностранных дел Великобритании Д. Керзон, который в свое время выдвинул идею создания буферных государств на границах Британской Индии12 , раздосадованный чрезмерной, на его взгляд, активностью дипломатов стран Прибалтики, заявил: «Чего еще хотят эти… версальские уродцы?!»13 «Начальник» Польского государства маршал Ю. Пилсудский позднее отозвался о соседней Чехословакии как об «искусственном и уродливом детище Версаля» 14.
Такое пренебрежение порождает комплекс неполноценности. Подобным комплексом, в частности, страдают элиты стран Прибалтики и бывшего Варшавского договора. Данные государства возглавили не лидеры национально-освободительных движений, а преимущественно бывшие партийные и комсомольские функционеры, сумевшие «остаться в седле» — какой ценой, это другой вопрос — при развале социалистической системы. А поскольку народы не стали жить лучше — им ничего не остается делать, как обвинять во всех бедах «проклятое социалистическое прошлое» и советских «оккупантов». В этом ряду Польша занимает особое место.
Таким образом, лимитрофами не являются страны, чьи народы отстояли государственные границы своей кровью и потом. Границы лимитрофных государств устанавливаются не в битвах, они не определяются подвижничеством первооткрывателей и миссионеров. Они очерчиваются в ходе международных конференций, например в Версале, Тегеране, Ялте. На эти конференции представителей лимитрофов не допускают. Назначенные руководители выпрашивают кусочки «спорных» территорий и какие-нибудь привилегии у «хозяина», как это делали, например, Б. Берут и Э. Бенеш.
Есть государства, которые родились лимитрофами, в частности Латвия и Эстония. Есть государства, которые, не успев сформироваться, тут же встали на путь лимитрофизации, например Украина. Силой оружия, через натовские бомбардировки, расчленили и впоследствии «лимитрофизовали» Югославию. США вот уже почти сто лет с переменным успехом занимается лимитрофизацией Латинской Америки и Европы.
Историк А. Суздальцев выделяет следующие признаки лимитрофов, окружающих Россию15 :
• паразитирование на геополитическом соперничестве внешних сил;
• разогрев их противоречий;
• продажа любой из них своей геополитической ориентации, предложение своих услуг;
• втягивание внешних сил в собственные нерешенные проблемы с Россией, использование их как арбитров;
• попытки создания альтернативных Москве центров политического влияния;
• антироссийские информационные кампании.
В мировой истории известны страны, которые прошли долгий путь от великих государств до лимитрофов. Если говорить о Польше, то ее лимитрофизация начиналась не с Версаля и Тегерана, а значительно раньше. Сначала польские магнаты16 и шляхетство18 стали приглашать себе королей из Венгрии, Франции, Швеции и Саксонии. Потом польские политические элиты смирились с тем, что королей им стали назначать. Дальше — больше, польский король, польские магнаты и шляхетство приняли непосредственное участие в разделе своей Родины, их согласующие подписи стоят на документах о двух первых разделах (1772, 1793). И, наконец, на церемонию третьего раздела (24 октября 1795) их не нашли нужным даже пригласить.
В чем же причины такого политического и нравственного падения польских элит? Почему они не видят своей роли и не признают своей ответственности в унизительном положении родины? В настоящем труде делается попытка разобраться в этих вопросах.
Работа не является историческим исследованием. Авторы сделали попытку «вникнуть в обусловленность времени» посредством политико-психологического анализа. История здесь присутствует как фон, который иллюстрирует, в той или иной степени подтверждает теоретические и методологические выводы авторов, побуждает выдвигать новые гипотезы и формулировать новые проблемы.
Главная задача, которую поставили перед собой авторы, заключалась в политико-психологическом исследовании уникального феномена шляхетских элит, а также их современных постшляхетских наследников, которые не только управляют Польшей, олицетворяют ее, но и представляют свою страну в системе международных отношений.
Весьма важно было рассмотреть и эксцессы российско-польской истории, чтобы понять ментальные особенности шляхетства, которые определили, по мнению авторов, драматическую судьбу братского славянского народа.
Проведенные исследования позволяют вывести общие закономерности в развитии лимитрофных государств и создать основы для оценки рисков лимитрофизации для ныне суверенных государств.
Монография состоит из пяти частей. В первой части на фоне исторического материала представлена польская специфика формирования национальной политической элиты, ее борьба за привилегии и развитие так называемой шляхетской демократии. Показано, что именно так называемые разборы шляхты, а не «патриотические настроения» и «романтическое влияние великих революций» на шляхетский менталитет были реальной причиной знаменитых польских восстаний. Анализируются особенности католической религиозности польского правящего класса, его политические нравы, уникальное в системе европейской государственности право на рокош (rokosz, буквально — бунт, мятеж) и шляхетские комплексы.
Значительное внимание посвящено политико-психологическому аспекту феномена польской элиты, который характеризуется тремя выявленными психологическими доминантами — истероидной, психопатической и психастенической. Проведен развернутый теоретико-методологический анализ проблемы инфантильности польской элиты, в результате чего сделан вывод о том, что в политико-психологическом плане шляхетская и постшляхетская элита не смогла выйти за рамки адаптивного, инфантильного способа политического существования, что и послужило одной из системных причин лимитрофизации Польши. Шляхта и ее наследники в XX и XXI столетиях, обремененные злокачественной формой инфантилизма — десидеро-синдромом, не смогли овладеть креативной рефлексией и целевой детерминацией и обеспечить тем самым достойное место своей страны в геополитическом пространстве.
Авторы выявили и сформулировали особенности так называемой жертвенности шляхетских элит. При всей широте и сложности этой темы представляется очевидным, что она связана с инфантильным политическим прагматизмом и носит, во-первых, агрессивный, во-вторых, тщеславный, в-третьих, лицемерный характер и направлена на получение узкокорпоративной политической выгоды.
В первой части монографии история формирования и развития шляхетства рассматривается в контексте феномена сарматизма как доминантной тенденция ментализации польских элит в эпоху позднего Ренессанса на рубеже XVI—XVII вв. «Шляхетская демократия» представляла собой политическую власть в государстве только одного — дворянского сословия. Его главенство определялось не только особым правовым статусом, но и большой численностью. Доминирование шляхты отразилось и на возвышении ее политического статуса, что побуждало к поиску и утверждению его идеологического обоснования. Сарматизм как шляхетская догматическая доктрина с самого начала своего становления был архаичной формой самоидентификации. Сарматизм догматически утверждался идеологами шляхты через веру в избранность потомков сарматского этноса, то есть как своего рода социальный расизм. Именно эта непререкаемая вера стала одной из основ формирования шляхетского менталитета. Сарматизм как идеология шляхетской, в последней трети XVI в. — и магнатской Речи Посполитой, в последующем предопределил ментальные особенности польской знати в отличие от западноевропейской аристократии. В сарматской сословной консолидации значительную роль играла польская церковь. Исследование истории генезиса, развития и деградации феномена сарматизма позволило выделить в нем три основных этапа — пассионарно-героический, регрессивно-трагический и агональный этап — этап политического трагифарса предвоенного двадцатилетия 1918—1939 гг.
Сарматско-католический шляхетский персонализм был важным фактором развития сословно-корпоративного эгоизма, который сформировал и запустил процесс политической дезинтеграции страны и последующей лимитрофизации Польского государства. Руководство современной Республики Польши с 1989 г. вновь пытается вернуться к обанкротившимся идеям своих героев сарматско-шляхетской истории, но уже при помощи покровителей в лице США, НАТО и Ватикана, став разменной картой на «великой шахматной доске» современной мировой политики.
Во второй части проведен анализ эксцессов в отношениях Польши и России, а именно войн, которые вели поляки и русские на протяжении нескольких веков. Результат исследования наглядно показывает, что Польша никогда не была невинной жертвой агрессивных соседей. Речь Посполитая всегда вела активную захватническую политику. В ее истории были значительные завоевания, выдающиеся короли и политические деятели, создавшие мощную региональную державу, с которой считались соседи. Поражения шляхетской Польши в войнах с Россией в XVIII в. в значительной мере определялись архаичной сарматской идеологией и неадекватной политикой властей в отношении представителей некатолических конфессий. Польша была полиэтнической страной, где значительную часть населения составляли православные. При разумной и дальновидной религиозной политике Польша могла бы стать одним из сильных центров единения восточных славян.
Всему миру известно о трех польских восстаниях, но мало кто знает о многочисленных восстаниях православных в Речи Посполитой. По масштабам и ожесточению они значительно превосходили знаменитые «шляхетские восстания». В отличие от бунтов шляхты эти восстания были подлинно народными, массовыми. Они подавлялись шляхтой с невиданной жестокостью: тысячи людей сжигались заживо, их четвертовали, сажали на кол, вешали, колесовали, предавали самым изощренным пыткам.
Важнейшей причиной православных восстаний, безусловно, были последствия Брестской унии 1596 г., в соответствии с которой иерархи западнорусской Церкви поспешили подчиниться церковной юрисдикции Ватикана. Инициаторами унии были влиятельные епископы Киевской митрополии, погрязшие в коррупции. Они обратились к королю Сигизмунду III с идеей реформирования Православной Церкви, желая при этом обеспечить себе высокий статус, равный католическому духовенству. Предложение властями было принято. Результатом явилось преследование православных, которые оказались самой бесправной и угнетаемой частью населения Речи Посполитой. Брестская уния запустила очередной этап процесса саморазрушения Речи Посполитой — православные восстания не прекращались до самого отделения от Польши территорий с русским населением. Трагические последствия унии имели и одно позитивное значение — все раскольники, искатели выгоды и карьеристы ушли в униаты.
Анализ показал, что причинами восстаний православных подданных являлись также и меры польских властей по осуществлению процедуры, известной под названием «заказачивание — расказачивание». Каждый раз, когда после очередной войны массы уволенных казаков оказывались непосильным экономическим грузом и острой социальной проблемой для Польского государства, власти лишали их воинского статуса, побуждая тем самым к вооруженным выступлениям. Расказачивание напоминает разборы шляхты, но казаков всегда поддерживало православное население страны, а взбунтовавшаяся шляхта оказывалась в изоляции, ее не поддерживал ни народ, ни аристократия.
Авторы делают вывод о том, что прямой связи между разделами страны и польскими восстаниями не существует. Первое восстание весны — осени 1794 г. было отчаянной и героической попыткой патриотической части шляхетских элит ввести в слабеющей стране централизованную форму правления. Но они проиграли, так как, во-первых, оказались в меньшинстве, во-вторых, их либеральные оппоненты привлекли на свою сторону военные ресурсы сильных соседей. Австрия, Пруссия и Россия были покровителями шляхетских «золотых свобод», что позволяло им решать свои проблемы за счет ресурсов и земель Польши. В шляхетской среде не нашлось политиков и военачальников, способных решать общенациональные задачи. Польские генералы, кроме Т. Костюшко, как и польские политики, так и не сумели преодолеть в себе шляхетский гонор. Своеволие, неуемные амбиции и неспособность подчиняться приказу вели к дезорганизации, которая в свою очередь вела к поражению.
Во второй части представлены примеры исследования фундаментальных аспектов мышления политических субъектов (Сигизмунд III), а также субъектов политического анализа (Братковский) посредством концепции рефлексивного контроля и рефлексивной культуры. В Приложении № 1 представлен опыт анализа ментальной матрицы польской и русской политических элит в контексте догматического принципа и теории информационного поля.
Для выявления и объяснения причин разделов Польши авторы применили теорию эволюции сложных систем, в соответствии с которой в процессе своего развития государство периодически занимает два положения устойчивого равновесия. Эти положения соответствуют централизованной и либеральной формам управления. Шляхетская элита для сохранения «золотых свобод» жертвовала суверенитетом и территориальной целостностью страны по формуле — территория в обмен на сохранение либеральной системы «золотой вольности». Авторы указывают на важный факт, который польские политические элиты на протяжении столетий упорно замалчивают: в первых двух разделах Польши участвовало не три, а четыре субъекта дележа — не только Австрия, Пруссия, Россия, но и сама Речь Посполитая. Деградация политического статуса шляхетской элиты была настолько очевидной, что следующий раздел происходил уже без ее участия. Фактом, подтверждающим также и моральное разложение шляхетских элит, является отсутствие с их стороны реального сопротивления разделам Речи Посполитой. Разделы Польши не только не приводили к восстаниям, но и не являлись поводом для прекращения праздного образа жизни польской аристократии.
Авторы также исследуют причины знаменитых польских восстаний. Эти восстания связаны с лишением дворянских привилегий значительной части шляхты. Поражение в правах польского дворянства следовало после каждого раздела Польши в результате так называемых разборов шляхты на приобретенных Россией территориях. Пораженная в правах шляхта составляла социальную базу восстаний.
Анализ восстаний 1794 г., 1830—1831 гг., 1863—1864 гг. не только подтвердил выводы о причинах разделов Польши и польских восстаний, но и позволил сделать важный вывод о том, что в освободительном движении принимало ничтожно малое количество поляков, а польская элита и аристократия практически в нем не участвовали.
Заместитель директора Центра исследований античной традиции в Польше и Центрально-Восточной Европе Варшавского университета, профессор Я. Кеневич (Jan Kieniewicz) высказал идею о том, что цивилизация — это система ценностей, которая способствует надэтничной, надкультурной и надтерриториальной идентификации. По мнению историка, эта система образует некоторое пространство как многомерную область, которая поддается мысленному освоению субъектом или группой, с которой данный субъект себя идентифицирует. Границей цивилизации при этом является верность человека избранным им ценностям. Профессор использует свое понимание цивилизации и для объяснения феномена измены18. Концепция Кеневича привела авторов к идее применения разработанной ими теории информационного пространства и информационного поля для распознавания и сравнительного анализа особенностей менталитета политических элит, например, польской и русской. Теория дает возможность диагностировать и сравнивать поведение элит в политически значимых ситуациях. Посредством концепта информационного поля авторы также исследуют ряд эксцессов в политическом поведении шляхетской элиты, которые привели к трагическим событиям в истории Польши.
В польской историографии значимой темой является так называемое движение легионеров. Оно представляется безупречным как в военном, так и в моральном плане, а сами легионеры — борцами «за нашу и вашу свободу». Якобы везде, где разгорались восстания порабощенных народов, к ним тут же спешили доблестные воины-добровольцы из Речи Посполитой. Но это далеко не так. Польские легионеры активно участвовали в агрессии против Испании, Италии, Санто-Доминго и других стран. Они помогали завоевателям сохранять господство над угнетенными народами. Что было всегда, так это появление польских легионеров на стороне, враждебной России, во всех военных конфликтах. Легионеры, зараженные идеей шляхетско-сарматской исключительности, под напряжением аффективно-негативного отношения к России как к стране, по их мнению, крайней дикости, жестокости, бескультурья и рабства, творили здесь свои бесчинства и злодеяния.
Во всех кампаниях польские легионеры терпели весьма большие потери, что объясняется их низкой военной и моральной подготовкой, а также некомпетентностью командного состава. Тем не менее все сражения, где поляки использовались как «пушечное мясо», являются источником героического эпоса. Воспеваются не победы, а сражения, в которых легионеры терпели максимальные потери: Треббия, Нови, Мантуя, Самосьерра, Кассино-Монте. Здесь мы опять видим пример своеобразно понимаемой жертвенности, а также католическо-мессианского идеализма.
В третьей части рассматриваются преступления правящего режима II Речи Посполитой, трагическая судьба Православия в Польше, подрывная деятельность против СССР, а также колониальные амбиции правящих элит.
В ноябре 1918 г. Польша вновь обрела независимость. В наследство от Российской империи она получила высокоразвитую промышленность и централизованную систему государственного управления, что создавало объективные условия для превращения страны в мощную региональную державу. Оставалось только по-хозяйски распорядиться независимостью и немалым наследством. Однако шляхетская элита во главе с «начальником и верховным вождем государства» Юзефом Пилсудским выбрала губительное для государства направление развития. В 20—30 гг. ХХ в. Польша превратилась в отсталую провинцию Европы, с безработицей и нищетой, с цензурой и отсутствием демократии, с тюрьмами и концентрационными лагерями, переполненными политзаключенными. За годы независимости Польша даже не вышла на уровень экономического развития 1913 г.
Жестокая диктатура авторитарного режима совершила множество преступлений против собственного народа и народов соседних стран. Тем не менее все жертвы были напрасны — модернизация системы государственного управления, экономики и вооруженных сил не состоялась.
Крайне враждебным было отношение польских властей к Православию, систематическое преследование которого имеет давнюю и печальную традицию. Обретя суверенитет, цивилизованная европейская страна с богатым культурным наследием сразу же инициировала массовое закрытие православных храмов и превращение их в католические костелы. Множество православных храмов было уничтожено. Так, в 1926 г. был разрушен величественный православный Александро-Невский Собор в Варшаве, построенный выдающимся русским архитектором Л.Н. Бенуа на Саксонской площади, ныне площади Пилсудского. Главными мотивами сноса архитектурного шедевра послужило то, что собор «напоминал о русском господстве над Польшей».
По замыслу правительства, Православная Церковь во II Речи Посполитой должна была стать средством денационализации русского православного населения. «Начальники» Польши планомерно проводили полонизацию духовного образования.
Получив столь желанную независимость, Польша благодаря близорукой и эгоистической внутренней политике превратилась в слабо интегрированную страну, обремененную проблемами национальных меньшинств, межконфессиональной вражды и конфликтными отношениями с соседями.
С момента формирования польского правительства в феврале 1919 г. оно среди своих важнейших политических приоритетов сформулировало стратегическую цель — свержение советской власти в России с последующим ее расчленением. В практическом плане провозглашенная цель подлежала реализации посредством концепции так называемого федерализма. При непосредственном и активном участии Польши провалился ряд общеевропейских проектов коллективной безопасности. Сейчас мало кто помнит о том, что в 1933 г. Польша стала первым после Ватикана государством, которое официально признало нацистский рейх — своего будущего могильщика, обеспечив ему, таким образом, поддержку и последующее усиление.
С обострением в 30-е гг. противоречий в Европе и с неожиданным для Польши ростом мощи СССР и Германии ее внешняя политика становилась все более беспомощной и несостоятельной, а к 1939 г. обернулась изоляцией и сентябрьской катастрофой. «Начальники» Польши, считая свое государство чуть ли не сильнейшим после Франции, не сумели обрести для своей страны политически равновесного места в Европе.
Варшава, рассматривая Москву как врага номер один, придавала большое значение развертыванию и эскалации против нее шпионско-подрывной деятельности. Один из важнейших подрывных проектов против советской России был сформулирован как концепция прометеизма, которая была не только идеологией, но и реальной политической практикой. Она как комплексная долговременная программа по разрушению бывшей имперской метрополии полностью отвечала стратегии антисоветских, антироссийских и захватнических устремлений правящей в Польше шляхетской клики. Это хотя и косвенно, но все же признает директор Института политических наук ПАН в Варшаве профессор В. Матерский: «Концепции прометеизма постоянно присутствовали в польских центрах стратегического планирования: Бельведере19, Генштабе Войска Польского и Генеральной инспекции вооруженных сил. Маршал Пилсудский и его преемник на посту генерального инспектора маршал Э. Рыдз-Смиглы считали прометеизм удобным орудием, позволявшим эффективно решать проблемы безопасности на восточных рубежах страны»20 . Со временем при формировании стратегической агентуры и развитии широкой, средней и низовой шпионской сети была налажена работа по подрыву военного, экономического и политического потенциала СССР. Даже в разгар Второй мировой войны, когда спецслужбы стран антигитлеровской коалиции считали своей главной задачей «работу» по нацистской Германии, польская разведка, в соответствии с установками беглого «лондонского» правительства, была озабочена постановкой разведывательной работы по Советскому Союзу. Ученые-историки российско-польской Группы по сложным вопросам, авторы проекта «Белые пятна — черные пятна», политически корректно делают вид, что ничего этого не было.
История периода 1920—1939 гг. никого и ничему в нынешней Польше не научила. Более того, мы и сейчас видим, по существу, лимитрофную преемственность этой политики в новых условиях Европы начала 90-х гг. с той лишь разницей, что тогда Польша была лимитрофом Франции, Англии и Ватикана, а в настоящее время — США. В настоящее время в связи с радикальным геополитическим ослаблением России Польша выступает восточным форпостом НАТО в Европе, являясь одновременно инструментом и субъектом дестабилизации и напряженности. Очевидно и то, что после развала СССР Польша нескрываемо стремится реанимировать концепцию Пилсудского в отношении Украины, Грузии и других стран.
В предвоенный период польские правящие элиты вместо решения актуальных проблем модернизации экономики и государственного строительства увлеклись утопическими проектами, направленными на возрождение Речи Посполитой «от моря до моря». «Нам нужны сильный флот и колонии!» — один из девизов того времени. По поводу колониальных амбиций в Польше в те годы царила эйфория, но в итоге военно-морских приготовлений к началу Второй мировой войны в составе польского флота числились 4 эсминца, 5 подводных лодок, 1 торпедный катер, 6 тральщиков, 2 транспорта и мелкие суда. Так называемый ВМФ Польши был практически весь уничтожен в самом начале войны, а польским морякам пришлось воевать на арендованных у Англии судах.
Важным направлением деятельности «начальников» II Речи Посполитой была концепция осадничества, которая в первую очередь являлась стратегической политической акцией и только потом — социально-экономическим проектом. Осадничество было одним из способов реализации концепции федерализма Ю. Пилсудского, важным элементом которой предусматривалась практика колониализма с польской спецификой. Политическая практика осадничества резко обострила межнациональные отношения на всех восточных территориях — так называемых кресах всходних, так как наделение польских колонистов землей осуществлялось при явной дискриминации коренных жителей.
В третьей части значительное внимание уделяется особенностям политического менталитета польской элиты в период между двумя мировыми войнами и причинам ее антисоветской деятельности, а также анализу психолого-политических установок практики польского колониализма — осадничества. В этой же части работы представлен психологический портрет культового персонажа новейшей польской истории Ю. Пилсудского и его брата Бронислава. Портреты выполнены с использованием методологии мотивационного портретирования.
По мнению авторов исследования, шляхетские политические элиты оказались заложниками не только ложных концепций и догм, но и несостоятельных психологических установок и комплексов, будучи неспособны подвергнуть их рефлексии с позиций реалистичной политической стратегии или хотя бы здравого прагматизма. Польские элитные группы в поколениях обременены инфантильными, авантюристическими доктринами, наполненными негативными аффектами, состоящими из старых обид, зависти и русофобии.
Неадекватность шляхетских описаний России, отношения к ней и российской политике во многом подкреплена не только психологическими, но и структурно-языковыми причинами. Поляки вообще не знают о существовании такого народа, как «русские». Слово «ruski» в польском языке носит ругательный характер и потому удалено из литературной лексики. Московское же государство и впоследствии Россия для поляков всегда было населено «московитами» («москалями») или — позже — «россиянами» («rosjanie»). Польская элита Российской империи называла Россию «тюрьмой народов». Ее представители так и говорили: «Мы не русские, мы — россияне, потому что почитаем папу Римского, а в России живем как в заточении». В.И. Даль писал о происхождении слова «россияне», о том, что именно Польша прозвала нас «россiянами» по правописанию латинскому, а мы переняли это по нашей склонности к бездумному подражанию Западу.
Действительно, последние два десятилетия мы перестаем быть русскими. Мы становимся россиянами. Россиянин — это не зрелый плод истории, а примитивный продукт постсоветской социальной инженерии, политических технологий и пропаганды, за ним нет никакой органичной жизни. Россияне — это уже не народ, а электорат, который не знает своего славного исторического имени.
Заканчивается третья часть главой «Польская дипломатия накануне Второй мировой войны», где проводится анализ деятельности министра иностранных дел Ю. Бека и роли Польши как «спускового крючка» Второй мировой войны.
Предметом исследования четвертой части является II Речь Посполитая как генерал-губернаторство «третьего рейха», а также польский коллаборационизм и его политико-психологический анализ, судьба евреев в Польше и трагедия волынской резни.
Недолгий суверенитет, последующее банкротство и крах Польского государства в сентябре 1939 г. были следствием политики предвоенного руководства страны, результатом политического интриганства и инфантильных иллюзий, которые питали в Варшаве относительно действий западных союзников. Правители страны переоценили собственные силы с точки зрения возможности оказания реального сопротивления Германии, значительную роль сыграли и просчеты разведки в оценке военно-политической ситуации в целом.
Польская армия бесславно прекратила свое существование всего за две недели. «Начальники» государства — президент И. Мосьцицкий, маршал Рыдз-Смиглы, «полковник» Бек со всем правительством и верховным военным командованием бежали из страны и навсегда исчезли из истории и европейской политики. Правители II Речи Посполитой — потомки и наследники гордых шляхтичей-сарматов с легкостью бросили на произвол судьбы свой народ, который заплатил за безумную политику своего руководства шестью миллионами жизней.
В самом начале немецкого вторжения к дезорганизации и полной деморализации войск привело поспешное — 6 сентября — бегство Главного штаба из Варшавы. Этот факт весьма трудно объяснить с учетом того, что в подвалах Министерства по военным делам (обороны) имелся предусмотрительно оборудованный командный пункт, оснащенный современными средствами связи. Наконец, с моральной точки зрения — и это главное — польские генералы и офицеры не выполнили требований воинской присяги по защите свободы, независимости и достоинства своей страны. Бегство было таким стремительным, что подразделения абвера уже в первые дни войны захватили брошенные в Варшаве секретные документы 2-го отдела Главного штаба (разведка и контрразведка). Важнейшие документы оказались совершенно бесхозными, их некому даже было эвакуировать или хотя бы уничтожить.
В одномесячной войне 1939 года участвовало больше трех миллионов человек, в результате потери Германии составили 15 тысяч, СССР — 1,7 тысячи, Польша потеряла 63 тысячи убитыми и около 700 тысяч пленными. В процентном отношении Польша потеряла около 6% военнослужащих убитыми и 70% (!) личного состава ее армии попало в плен. Все это не дает основания говорить о сколько-нибудь серьезном сопротивлении польской армии противнику. Обращает на себя внимание и соотношение погибших польских офицеров и солдат — 1:20. Для сравнения заметим, что на начальном этапе Великой Отечественной войны, то есть когда советские войска находились в положении поляков, на одного погибшего офицера Красной Армии приходилось только три солдата.
На территории обезглавленной страны, стремительно оккупированной нацистской Германией, было учреждено административно-территориальное образование — генерал-губернаторство (нем. — Generalgouvernement, польск. — Generalne Gubernatorstwo), остальные территории были включены в состав «третьего рейха». На территории генерал-губернаторства действовало законодательство Германии. Большая часть населения не имела статуса граждан рейха и была ограничена в правах. Нацисты даже не пытались создать какого-либо марионеточного польского правительства, вся администрация носила чисто немецкий характер. Особой жестокости подверглись польские евреи, которых сосредоточили в нескольких крупных гетто.
Все промышленное и сельскохозяйственное производство Польши было подчинено военным нуждам Германии и мобилизовано для подготовки войны против СССР и стран антигитлеровской коалиции. Сотни тысяч людей были заняты принудительным трудом или заключены в концентрационные лагеря.
С началом Великой Отечественной войны советское правительство и польское правительство в эмиграции при посредничестве Лондона наладили переговорные отношения. Стороны взяли взаимное обязательство оказывать друг другу помощь в войне против нацистов. Но надежды советского руководства на то, что поляки примут участие в боях на советско-германском фронте, не оправдались.
В феврале 1942 г. правительство Польши в Лондоне издало приказ об объединении вооруженных отрядов поляков, действующих на оккупированных немцами территориях, в Армию Крайову. Просоветские повстанцы объединились в Гвардию Людову.
31 июля 1944 г. командующий подпольной Армией Крайовой Т. Бур-Коморовский отдал приказ о начале восстания в Варшаве против немцев, достоверно зная о неготовности и неспособности своих подразделений реально противостоять оккупантам, послал своих соотечественников на верную гибель. Бур-Коморовский с самого начала восстания отказался от любых контактов с подходившими к городу частями 1-го Белорусского фронта и 1-й армией Войска Польского, заняв откровенно враждебную позицию к советским войскам.
Варшавское восстание продолжалось 63 дня. Погибли и пропали без вести 18 тысяч повстанцев. Около 25 тысяч было ранено, в том числе 6500 тяжело. Погибли 180 тысяч мирных жителей. Те, кому не удалось бежать, попали в сборные лагеря, а затем на работы в рейх. Город был почти полностью разрушен.
В трагических последствиях восстания польская элита обвиняет СССР и отчасти американское и английское руководство. По убеждению ее представителей, советское военно-политическое руководство умышленно обрекло восстание на поражение. Данное обвинение выглядит особенно циничным на фоне событий, произошедших годом раньше в еврейском гетто в Варшаве. Армия Крайова из соображений политической целесообразности никак не помогла восставшим.
Генерал Армии Крайовой Бур-Коморовский предпочел сдать свои части немцам, тем самым покрыв себя позором и унизив своих подчиненных.
Трагедия Варшавского восстания в первую очередь связана с нечистоплотным политиканством «лондонского» правительства и генерала Т. Бур-Коморовского, действия которого определялись как установкой эмигрантского правительства, так и его личными качествами, но не конкретной боевой обстановкой и стремлением добиться победы. Бур-Коморовский был провозглашен национальным героем и представлен к высшей польской государственной награде — кресту «Виртути Милитари» II класса.
В результате войны Польша ничего не потеряла на востоке. Польское государство приобрело значительные территории на западе при прямой поддержке СССР. К Польше отошли в том числе германские, территории, никогда ей не принадлежавшие.
Послевоенная депортация немцев с территорий, отошедших Польше, сопровождалась массовыми преступлениями, которые привели к значительному количеству жертв среди гражданского населения бывших немецких земель, по разным оценкам до 2 миллионов человек.
В Польше, в отличие практически от всех других восточноевропейских стран, не возникло коллаборационистского правительства или другого подобного центрального органа политического управления. Вместе с тем польский коллаборационизм во Второй мировой войне был причиной трагедии тысяч поляков, евреев, украинцев, белорусов и людей других национальностей, безжалостно уничтоженных гитлеровскими пособниками.
Оккупация Польши нацистами явилась для поляков своеобразным тестом на антисемитизм. Свидетели в Варшавском гетто видели, как поляки с одобрением наблюдали и даже помогали нацистским солдатам в задержании и расстрелах евреев. В июле 1941 года большая группа живших в Едвабне поляков приняла участие в жестоком уничтожении почти всех тамошних евреев, которые составляли подавляющее большинство жителей местечка.
Во время оккупации нацисты контролировали обстановку в стране, однако не только закрывали глаза на преступления по отношению к евреям, но и поощряли антисемитские выходки поляков, которые в то время приняли массовый характер. Польские националисты уничтожали не только евреев, но и украинцев.
В четвертой части анализируются причины так называемой Волынской резни. «Волынская резня» — это массовое уничтожение бендеровцами этнического польского гражданского населения, преимущественно женщин, детей и стариков, на территории Генерального округа Волынь-Подолье (Generalbezirk Wolhynien-Podolien) в 1943 г. Во время больших войн совершается много массовых преступления, но события на Волыни поражают средневековой жестокостью. Истоки этого чудовищного события — в Брестской унии 1596 г., которая оказалась ядовитой духовной инъекцией для малороссов. Униат греко-католик — это не православный и не католик. Процесс радикальной трансформации менталитета вкупе с жесткой эксплуатацией порождал невиданную взаимную жестокость. В течение столетий церковные греко-католические иерархи воспитывали у своей паствы неприязнь как к католикам, так и к православным.
Система образования, созданная польской элитой под руководством князя А. Чарторыйского, была с самого начала задумана для разделения единого народа на русских и украинцев и создания атмосферы вражды и взаимного недоверия между ними.
Во время Второй мировой войны эта неприязнь обернулась звериной ненавистью к ближнему. Террористическая деятельность националистических банд украинских униатов также активно поддерживала униатская церковь. Священники охотно отпускали грехи убийцам. Они всячески распространяли убеждение, что без «уничтожения врагов», без преступления «свободной Украины не построить…».
Базовым слоем идентичности является «онтологическая идентичность» как отождествление себя с высшими духовными ценностями бытия, которые в монотеистических религиях представлены единым трансцендентным Богом и его заповедями. Если люди в своих действиях не учитывают духовные цели и ценности, цинично относятся к заповедям и требованиям морали, не желают их знать, они легко отдаются во власть своих животных порывов. Такие люди утрачивают качество, которое отличает их от животных, — свободную волю. Одним из наиболее значимых следствий задавленной инстинктами онтологической идентичности являются злокачественные проявления десидеро-синдрома — эгоизма, инфантилизма, цинизма, жестокости и нечеловеческих зверств.
Заключительная пятая часть посвящена знаменитым полякам России. Поляки внесли выдающийся вклад во славу и величие Российского государства. Золотыми буквами вписаны их имена в нашу историю. До сих пор мы в долгу перед ними. К сожалению, сегодня русская и польская молодежь мало что знает о них.
Если в XVII в. Польша вступила в стадию кризиса и саморазрушения, то Россия после «смутного времени» вступила в эпоху бурного развития. Москва стала одним из центров притяжения активных и талантливых людей со всего мира. Русские масштабы и перспективы реализации своих талантов привлекли в империю множество выдающихся личностей. «Сила русского притяжения» постоянно росла в XVIII—XIX вв. и первой половине XX.
В сфере русской гравитации оказалось множество выдающихся поляков, которые являются национальной гордостью России.
В пятой части монографии приводится краткая история Польского землячества в России с начала XVII в. Авторы доказывают, что никогда между русскими и поляками не существовало вражды, даже после кровавых событий «смутного времени» поляки пользовались уважением и охотно принимались в Московском княжестве. Польское землячество в Москве начала XVII в было самым многочисленным. Поляки легко ассимилировались, принимали Православие, шло взаимное обогащение культур. Со времен образования Российской империи в Санкт-Петербурге сконцентрировались наиболее выдающиеся поляки — знаменитые ученые, политические деятели, архитекторы, художники, писатели, композиторы. На всем пространстве громадной империи, от Бреста до Сахалина, трудились польские инженеры, железнодорожники, рабочие.
Отдельно следует отметить русских генералов польского происхождения и имеющих шляхетские корни. В настоящее время существует миф о том, что поляки сражались исключительно на стороне Наполеона. Этот миф является предметом особой гордости современной польской шляхетской элиты. Однако миф остается только мифом. На стороне Российской империи сражалось множество генералов, офицеров, воинов рядового состава, имеющих польские корни. Они являлись гражданами России, многие уже не в одном поколении. Все они были патриотами России, сочетали лучшие качества польского и русского народа. Польская ответственность к порученному делу, добросовестность, скрупулезность в выполнении поставленной задачи сочетались с русской сметливостью, волей, упорством и последовательностью в достижении цели. Все эти качества многократно усиливались отчаянной храбростью, которой отличались как поляки, так и русские.
Если в армии Наполеона польские генералы играли весьма незначительную роль, то в Русской армии по численности они уступали только русским генералам, а по полководческому таланту многократно превосходили своих соплеменников во французской армии. Поляки внесли выдающийся вклад в разгром Наполеона, это один из фактов, который авторы хотят донести до своих читателей.
Также авторы напоминают о том, что множество поляков, от рядового и младшего офицерского состава до генеральского корпуса, являются глубоко почитаемыми национальными героями России. Везде и во все времена, где ковались победы Российской империи и СССР, поляки плечом к плечу сражались с русскими, и этот факт невозможно опровергнуть.
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
Если скудость ума, недостаток опытности в современных делах, слабое познание прошедших делают сочинение мое ошибочным и малополезным, то по крайней мере я прокладываю путь тому, кто, обладая бульшими достоинствами, бульшим красноречием и проницательностью, сумеет выполнить его удовлетворительнее, потому если я не заслуживаю похвалы, то не должен быть подвергает и порицанию.
Н. Макиавелли. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия.
Исследования и размышления, представленные в этой книге, — это результат стремления авторов систематизировать и синтезировать то, что им известно о польских политических элитах на фоне широкого исторического контекста, и попытка обозначить направления дальнейшего их изучения. Но главное, что входило в наш замысел, — средствами политико-психологического анализа высветить те моменты, которые длительное время являются предметом жесткой информационной войны против России, а также различного рода политических спекуляций, замалчивания исторических фактов или извращения их смысла.
Задачей представленной работы было выявление реального политико-психологического статуса шляхетских и постшляхетских элит как субъекта национальной политики, а также их роль в формировании, развитии польского государства и его последующей лимитрофизации.
Исторический опыт Польши показывает — ни один противник не может принести столько вреда собственной стране, как ее властные элиты. Впрочем, данный вывод относится и к элитам современной России21 . Именно поэтому проблема польских шляхетских и постшляхетских элит не является проблемой только исторической и современной Польши. По нашему мнению, бессубъектные элиты возрастают в численности, увеличиваются и масштабы их разрушительной деятельности по отношению к собственным народам и государствам, что и определило актуальность проведенного исследования.
Принципиальным положением книги становится вскрытие причинно-следственной связи лимитрофизации с инфантильным ментальным статусом и десидеро-динамикой шляхетских элит, которые с утратой политико-психологической рефлексии пришли к деградации своей политической субъектности и последующей лимитрофизации страны. В настоящее время процессы лимитрофизации мы наблюдаем также на примере Грузии, стран Балтии, Восточной Европы и других стран.
Спецификой национальной политической элиты Польши можно назвать ее катастрофически успешную борьбу за свои частные и корпоративные привилегии и установление так называемой «шляхетской демократии», что в итоге привело к критической несостоятельности Польского государства. Речь Посполитая трижды подвергалась разделам при попустительстве и прямом участии правящих шляхетских режимов, а с 1939 по 1945 гг. — вообще не существовала на политической карте мира.
В шляхетской среде Речи Посполитой на почве особого политико-правового статуса дворянского сословия в XVI-XVII вв. формировалась концепция сарматизма, которая со временем стала доминантной тенденцией ментализации польских элит. Сарматизм как догматическое основание веры шляхты в свою избранность, как идеология «шляхетской демократии» утверждался в варианте своего рода социального расизма, что неминуемо вело шляхту к ментальной и политической несостоятельности, а государство — к разделам и последующей лимитрофизации. Поистине «по вашей вере да воздастся вам» [Матфей. 8:13].
В политико-психологическом плане шляхетская и, впоследствии, постшляхетская элита не смогла выйти за рамки адаптивного модуса политического существования, что и явилось одной из системных причин процесса лимитрофизации. Политическая результативность польских элит в значительной мере определялась и определяется тремя нерефлексируемыми психологическими доминантами — истероидной, психопатической и психастенической, а также инфантильным пониманием жертвенности и польского мессианства. Шляхта и ее наследники в XX и XXI столетиях в контексте десидеро-динамики не смогли овладеть креативной рефлексией и целевой детерминацией и обеспечить достойное место Польши в геополитическом пространстве.
Данная работа имеет методологическое значение и, прежде всего, потому, что созданный политико-психологический портрет шляхетских и постшляхетских носит не только актуальный аналитический характер, он может служить методологическим инструментом диагностирования и прогнозирования эволюции политических элит других государств и России, в частности.
Кроме того, мы считаем, что использованный в исследовании подход дает возможность субъектам политики не только повысить уровень политико-психологической рефлексии, но продуктивно управлять отношениями со сложными политическими объектами, то есть осуществлять рефлексивное управление этими отношениями.
В книге делается попытка продемонстрировать, что сложные социально-экономические системы, к каким относятся государства, имеют два положения устойчивого равновесия, которые соотносятся с централизованной и т.н. либеральной формой управления. Эволюция любой сложной системы совершается циклически, то есть она периодически, как маятник, достигает того или иного полюса устойчивости, и через кризис устремляется к противоположному полюсу22 . Таким образом, изменения социально-экономической системы связаны с периодической сменой централизованного управления на либеральную систему и наоборот.
Циклы централизации и либерализации связаны соответственно с субъективным пониманием политическими элитами проблем координации процессов управления сложной системой в условиях, когда она теряет устойчивость. При управлении из одного центра потеря устойчивости наступает тогда, когда система в процессе своего развития растет и чрезмерно усложняется. В другом случае, при либеральной системе управления, рано или поздно наступает хаотизация государства, происходит монополизация капитала, и, как следствие, теряется устойчивость23 . Таким образом, система, находящаяся в одном из положений равновесия со временем теряет устойчивость и переходит в другое положение равновесия.
Суверенное государство отличается от лимитрофа тем, что развивается циклически через кризисы от централизованной формы управления — к либеральной, от либеральной — к централизованной и т. д. Состояние лимитрофа под воздействием внешнего вмешательства консервируется в одном из положений равновесия, это может быть как либеральная, так и централизованная форма управления, достаточно вспомнить латиноамериканские и африканские диктатуры.
Политические элиты Польши, исповедуя либеральную систему управления, под воздействием своих сарматско-шляхетских установок и при поддержке заинтересованных внешних сил «застряли» в своеобразной шляхетски либеральной форме управления, которая со временем утратила политическую, экономическую и военную эффективность, что и означало лимитрофизацию польского государства.
Так, Польша в X — XIII веках, интенсивно развиваясь в рамках централизованной формы управления, стала крупной европейской державой, но разросшиеся масштабы государства явились причиной кризиса управления, связанного с проблемой координации. Стало невозможным осуществлять эффективное управление сложной и громоздкой государственной системой из единого центра.
Решение этой проблемы проводилось через децентрализацию и либерализацию системы политического управления, позволившей модернизировать государство и достичь значительных экономических и политических успехов. Через определенное время доминирования либеральных методов управления система, накопив критический потенциал кризисных явлений, начала терять устойчивость. Это произошло в XVII веке.
Наметившаяся тенденция дрейфа системы к другому полюсу устойчивости, то есть к централизованной форме управления, встретила жесткую оппозицию со стороны сторонников «золотой шляхетской вольницы». Сторонники либеральной формы управления для укрепления своего политического статуса привлекают на свою сторону в различных комбинациях сильных соседей — Австрию, Пруссию и Россию. Тем самым запускается процесс политической лимитрофизации24 .
Окружающие Речь Посполитую государства были заинтересованы в сохранении либеральной формы управления, поскольку шляхетско-сарматская «демократия» открывала соседям заманчивые перспективы для решения своих политических проблем за счет польских земель и ресурсов. В связи с этим либеральной польской элите всегда оказывалась поддержка извне, и объединенные ресурсы польских либералов с их австрийскими, прусскими или русскими покровителями не оставляли шансов на модернизацию Польши.
Таким образом, естественное развитие польского государства было прервано и «законсервировано» в своеобразной шляхетски либеральной форме управления, которая утратила политическую, экономическую и военную эффективность. Этот уникальный в Европе вариант политического устройства в форме шляхетско-сарматской «демократии» носил дегенеративный и, в итоге, деструктивный для польского государства характер. За устойчивость своего положения, комфорт и потребительское благополучие магнаты и шляхтичи-либералы расплачивались территориями и суверенитетом собственной страны.
Все это соответствует состоянию «адаптивного компромисса» эволюционной системы25 . Имеется в виду, что устойчивость системы заключается в достигнутом компромиссе между противоречивыми требованиями оптимизации ее различных адаптивных функций. Данные требования противоречивы в том смысле, что из-за сложного переплетения разнообразных связей между всеми частями и признаками системы адаптивное усиление одной функции отзывается потерями эффективности других.
Иначе говоря, государство, выполняя множество функций, не в состоянии организовывать оптимальное их выполнение. Если одна функция достигает оптимума, например, за счет отказа от налогов максимально стимулируется бизнес, другие функции государства, например, социальная ответственность, содержание государственных структур и, следовательно, качество управления и безопасность, будут при этом подавлены. Что и произошло с Польшей. Шляхта и аристократия добились максимальных льгот, а функции государства при этом были минимизированы. Вот почему Польша, единственная из морских держав, не стала колониальной империей и лишилась суверенитета.
Таким образом, для устойчивого функционирования государства требуется достижение определенного компромисса между его функциями, который достигается в процессе адаптации эволюционной системы в условиях воздействия агрессивного геополитического окружения.
Польская элита достигла адаптивного компромисса и не желала дискомфорта, который ей гарантировал переходный период к централизованной системе управления. В результате адаптивный компромисс сдерживает эволюцию системы. Ведь эволюция возможна лишь в результате такого изменения условий, когда внутренние силы системы, участвующие в ее эволюции, оказываются направленными на преодоление устойчивости сбалансированного адаптивного компромисса.
В Польше всегда существовала патриотическая партия, члены которой пытались вывести из области устойчивости адаптивный компромисс, лишающий государство суверенитета. Эта партия, в основном, формировалась из пораженных в правах шляхтичей. После каждого раздела Польши количество недовольных набирало «критическую массу», что приводило к восстаниям. Однако все попытки обрести независимость приводили к поражениям. Неудачи шляхтичей в деле обретения независимости польского государства имели несколько причин:
— во-первых, наличие сильной оппозиции патриотам со стороны значительной части польской элиты, которая предпочитала не рисковать своим благополучием;
— во-вторых, поддержка данной оппозиции со стороны соседних государств, вследствие чего суммарные ресурсы коалиции либеральной польской элиты, Пруссии, Австрии и России превосходили ресурс польской патриотической партии;
— в-третьих, длительный период стабильности в Речи Посполитой способствовал инфантилизации ее элиты. В результате военно-политическое руководство Речи Посполитой оказалось не способным решать ни тактические, ни стратегические задачи государственного развития.
В любом государстве в период развития и, таким образом, обретения благополучия и стабильности происходит инфантилизация элит, что может привести к утрате ими политической субъектности. Параллельно с этим накапливаются социально-экономические проблемы, и государственная система выходит из области устойчивости. Неизбежный кризис сметает разложившиеся элиты, на смену им приходят пассионарии, способные взять на себя ответственность и знающие, что делать. С определенными потерями кризис преодолевается, и страна вступает в очередную фазу развития. Однако эволюционный процесс может нарушаться в силу субъективных причин и внешнего вмешательства.
Что касается Польши, то основная причина ее лимитрофизации связана не с внешними факторами, а с особенностью шляхетского менталитета. В настоящей работе сделана попытка анализа данного менталитета с помощью понятий «информационного пространства» и «информационного поля»26 . Менталитет шляхетства и русских элит рассматривались как области на срезе информационного пространства. Над данными областями была задана случайная функция реакции человека на определенную ситуацию. Например, вероятность того или иного поступка человека в кризисной ситуации. В результате анализа, в частности, удалось объяснить причины бегства многих польских командиров и военачальников с поля боя и позитивную реакцию на эти поступки шляхетской общественности. Кроме того, теория информационного поля позволила прояснить причину аномально большого соотношения погибших рядовых на одного офицера, чем отличались польские подразделения во всех войнах в истории первой и второй Речи Посполитой.
Возможно, кто-то сможет предложить еще более четкую структуру содержательных политико-психологических характеристик предмета нашего исследования. Мы же будем считать, что добились своей цели, если настоящая книга сделала задачу разработки методологии анализа политических элит более понятной, актуальной, реалистичной и вдохновляющей.
[1] Бжезинский З. Россия рискует превратиться в пустое пространство. URL: // http://kp.ru/daily/24190.4/397290/ (дата обращения: 30.10.2010).
[2] В. Путин призывает Польшу прекратить вечное «сведение счетов». 7 апреля — РИА Новости. URL: // http://www.rian.ru/world/20100407/219078591.html (дата обращения: 30.10.2010).
[3] Белые пятна — черные пятна: Сложные вопросы в российско-польских отношениях: Научное издание / Под общей редакцией А.В. Торкунова, А.Д. Ротфельда. Отв. ред. А.М. Мылыгин, М.М. Наринский. — М.: Аспект Пресс, 2010. — 823 с.
[4] Там же. С. 2.
[5] В тексте не указано, каких именно наук.
[6] Граевский А. Преемственность и изменения. // Белые пятна — черные пятна: Сложные вопросы. С. 687—713.
[7] Игнатий Богоносец, Игнатий Антиохийский — священномученик Древней Церкви. Сведения о Игнатии содержатся в Церковной истории Евсевия Кесарийского (IV). Согласно Евсевию, Игнатий был сослан в Рим, где пострадал за Христа в период правления римского императора Траяна (98—117), будучи брошен львам на арене.
[8] Белые пятна — черные пятна: Сложные вопросы. С. 14.
[9] См.: Граевский А. Преемственность и изменения. С. 706.
[10] Там же. С. 709.
[11] Лимитроф (от лат. Limitrophus) — пограничный (limes граница + trophos питающий). Пограничные области Римской империи, которые должны были содержать войска, стоявшие на границе. В 20—30-х гг. ХХ в. — общее название государств, образовавшихся на западных окраинах бывшей Российской империи после 1917 г. Это — Латвия, Литва, Эстония, Польша и Финляндия. Одно из понятий в современной геополитике, обозначающее формально независимое государство, но фактически с ограниченной политической субъектностью.
[12] India between two fires // Nineteenth Century, 1893.
[13] Санитарный кордон. URL: // http://ru.wikipedia.org/wiki
[14] Корявцев П. Прибалтийский гамбит. — СПб., 2005.
[15] Суздальцев А. Манифест лимитрофной политики. — Expertbyorg, 2007.
[16] От лат. magnatus — большой человек, magnatis — знатный человек. В Речи Посполитой — вельможи, духовные и светские сенаторы или государственные советники (радные паны) и знатнейшее дворянство.
[17] Польск. Szlachta от древневерхненемецкого slahta — род, порода, шляхта — рыцарство, низшая группа светских феодалов
[18] Кеневич Я. Карьера или измена // Логос. Философско-литературный журнал. Варшава, 2005. № 6 (51). — С. 272—274.
[19] Бельведер — Бельведерский дворец, построенный в Варшаве в 1822 г. архитектором Я. Кубицким по поручению и на средства русского правительства. С 1918 г — государственная резиденция.
[20] Матерский В. 1920—1930 годы в истории советско-польских отношений. // Белые пятна — черные пятна: Сложные вопрос. С. 120.
[21] Панарин А.С. Народ без элиты. — М.: Алгоритм, Эксмо, 2006. — С. 253.
[22] Цыганов В.В., Бухарин С.Н. Информационные войны в бизнесе и политике. Теория и методология. — М.: Академический проект. 2007.
[23] Цыганов В.В., Бухарин С.Н. Информационный менеджмент. Механизмы управления и борьбы в бизнесе и полититке. — М.: Академический проект. 2009.
[24] Бухарин С.Н., Ракитянский Н.М. Теоретические и методологические основания политико-психологического анализа шляхетской элиты Польши // Информационные войны. 2010. №3.
[25] Бухарин С.Н., Ковалев В.Н., Малков С.Ю. О формализации понятия информационного поля // Информационные войны. 2009. №4.
[26] Бухарин С.Н. Малков С.Ю. К вопросу о математическом моделировании информационного воздействия // Информационные войны. 2010. № 2.
С.Н. Бухарин, Н.М. Ракитянский
III. ИСТОРИЯ КАК ОБЪЕКТ ИНФОРМАЦИОННОГО ПРОТИВОБОРСТВА
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ПОЛИТИКО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА ШЛЯХЕТСКОЙ ЭЛИТЫ ПОЛЬШИ
THEORETICAL AND METHODOLOGICAL FOUNDATIONS POLITICAL AND PSYCHOLOGICAL ANALYSIS ARISTOCRATIC ELITE POLISH
("Информационныеи войны". № 3. 2010. С. 70 — 87)
Источник информации — http://identity.ucoz.ru/Statyi/Buharin_Rakityanski_elita_Polshi.pdf
Аннотация. В статье предлагаются теоретические и методологические основы для анализа феномена шляхетской элиты Польши.
Annotation. The article presents theoretical and methodological framework for the analysis of the phenomenon
of the elite gentry of Poland.
Ключевые слова. Эволюция, генезис, эволюционная система, устойчивость, шляхетско-сарматская демократия, политико-психологический анализ, инфантильность, адаптация, креативность.
1. Польша как большая эволюционная система
Сложные социально-экономические системы имеют два положения устойчивого равновесия, которые соотносятся с централизованной и так называемой либеральной формой управления. Эволюция любой системы носит циклический характер, то есть она периодически, как маятник, достигает того или иного полюса устойчивости, и через кризис устремляется к противоположному полюсу [1]. Таким образом, изменения социально-экономической системы связаны с периодической сменой централизованного управления социально-экономической системой на либеральную систему и наоборот. Циклы централизации и либерализации связаны соответственно с проблемой координации процессов управления сложной системой из одного центра и проблемой хаотизации государства и формирования центров капитала, которые в процессе формирования своего монопольного положения теряют устойчивость [2]. Система, находящаяся в одном из положений равновесия, со временем теряет устойчивость и переходит в другое положение равновесия. Так, Польша, интенсивно развиваясь (начиная с X в.) в рамках централизованной формы управления, к концу XV века стала великой европейской державой, но разросшиеся масштабы империи стали причиной кризиса управления, связанного с проблемой координации. Стало невозможным осуществлять эффективное управление сложной и громоздкой государственной системой из единого центра.
Решение этой проблемы проводилось через децентрализацию и либерализацию системы политического управления, которая позволила модернизировать государство и достичь значительных экономических и политических успехов. Через определённое время доми- нирования либеральных методов управления, система, накопив критический потенциал кризисных явлений, стала терять устойчивость. Это произошло в XVII в. Наметившаяся тенденция дрейфа системы к другому полюсу устойчивости, т.е. к централизованной форме управления, встретила жестокую оппозицию со стороны сторонников «золотой шляхетской свободы», по-польски – «злота вольность». Сторонники либеральной формы управления для укрепления своего политического статуса привлекают на свою сторону в различных комбинациях сильных соседей – Австрию, Прус-
сию и Россию. Тем самым начинает запускаться процесс политической лимитрофизации [3]. Так, инициатор процесса консервации либеральной системы управления – Е.С. Любомирский (1616 1667 гг.) пытался получить поддержку Австрии и Бранденбурга. Затем магнаты Щ. (Ф.) Потоцкий (1752–1805 гг.), Ф.К. Браницкий (1730–1819 гг.), С. Ржевуский (1743–1811 гг.) в Тарговице основали конфедерацию против сторонников централизованной формы управления и обратились к Екатерине II с просьбой помочь вернуть старые порядки в Польше.
Окружающие Речь Посполитую государства были заинтересованы в сохранении «золотых свобод», поскольку шляхетско-сарматская «демократия» превратила Польшу в проходной двор и открывала соседям заманчивые перспективы для решения политических проблем за счет польских земель и ресурсов. В связи с этим либералам всегда оказывалась поддержка извне и объединенные ресурсы польских либералов с их австрийскими, прусскими или русскими покровителями не оставляли шансов на модернизацию Польши.
Таким образом, развитие польского государства по абсолютистской модели было прервано и «законсервировано» в своеобразной шляхетски либеральной форме управления, которая утратила политическую, экономическую и военную эффективность. Этот уникальный в Европе вариант политического устройства в форме шляхетско-сарматской «демократии» носил деструктивный для польского государства характер. За устойчивость, своего положения, комфорт и потребительское благополучие магнаты и шляхтичи-либералы расплачивались территориями и суверенитетом своей страны.
Все это несколько напоминает состояние «адаптивного компромисса» эволюционной системы [5]. Устойчивость системы заключается в достигнутом компромиссе между противоречивыми требованиями оптимизации ее различных адаптивных функций. Данные требования противоречивы в том смысле, что из-за сложного переплетения разнообразных связей между всеми частями и признаками системы адаптивное усиление одной функции отзывается потерями эффективности других.
Адаптивный компромисс, таким образом, сдерживает эволюцию системы. Эволюция возможна лишь в результате такого изменения условий, при котором действующий на систему отбор становится направленным на преодоление устойчивости хорошо сбалансированного адаптивного компромисса.
У польских историков существуют две принципиально различные точки зрения, касающиеся вопроса «собственной или чужой» вины за разделы Польши. На этот счет в польской историографии даже сложилась своя терминология «пессимистического либо оптимистического истолкования» [4].
«Согласно первой концепции, причины всех разделов следует искать внутри самого польского государства, в его кризисе, военной и дипломатической слабости» [4]. Вторая концепция основывается на том, что катастрофа разделов случилась из-за неблагоприятного соотношения сил в Европе и противоречий между интересами Польши и Пруссии, Польши и России.
В упорстве доказать невиновность польской элиты в их бедах польские историки доходят до явного абсурда. В частности, «оптимисты» профессора истории Л. Кондзеля и Т. Цегельский считают, что одной из основных причин разделов являлась парламентская, т.е. демократическая форма управления, которая представляла «серьезную угрозу политическому согласию в центрально-восточной Европе, – согласию, где не было места идеям равенства и «самостоянию» личности и общества» [6]. Это вполне серьезно говорится о стране алчных «рыцарей» и бесправного «быдла», стране, в которой «демократическая форма управления» поддерживалась из-за рубежа (Австрией, Пруссией и Россией).
Это типичный пример инфантильной1 логики, когда собственная вина, в данном случае вина шляхет- ской элиты, списывается на внешние обстоятельства. Данный подход имеет право на существование, но он ничего не объясняет и загоняет решение проблемы делимитрофизации Польши в тупик.
В результате социальных потрясений, революционных переворотов, то есть бифуркации исторического процесса, к власти в стране приходят вожди, по словам И. Тэна, с «необузданным самолюбием», «затмением рассудка и чудовищной гордыней» [7]. Этот тип политических деятелей представляется возможным дифференцировать на тип прагматиков и тип инфантильных.
Прагматики, как правило, не являются блистательными ораторами, часто не имеют хорошего образования, но именно они обеспечивают успех дела, поскольку знают реальную жизнь и являются практиками и реалистами.
Прагматики, в свою очередь, могут быть двух типов: государственниками и коллаборационистами.
Первые стараются сохранить и упрочить государство как, например, О. Кромвель, Наполеон Бонапарт, И. Сталин. Вторые – становятся центрами формирования и стремительного разрастания коррупционной системы, они стремятся к безудержному обогащению – это, например, деятели Великой французской революции Ж.Ж. Дантон, Ф. Ж. Никола и виконт П. де Баррас.
Во время революции Дантон скопил огромные земельные богатства за счет покупки национальных имуществ в обход законов. В целях личного обогащения он, например, использовал реквизиции на нужды армии. Дантон метался между своей славой вождя и стремлением остановить репрессии, чтобы спокойно наслаждаться жизнью и незаконно приобретенной собственностью, но трагическая судьба привела его на эшафот. П. Баррас также погряз в коррупции, но сумел избежать печальной
участи Дантона.
В результате переворота, как правило, власть оказывается в руках лиц инфантильного типа, наделённых при этом энергией демагогии и авантюризма, таких, например, как А.Ф. Керенский, А.И. Гучков, которые, в силу объективных причин и, в первую очередь отсутствия реального понимания жизни и практического опыта, усиливают тенденции упадка.
После революции происходит либо реакция – контрреволюция, которая обычно осуществляется прагматиками, и тогда вожди инфантильного типа либо изгоняются и физически уничтожаются, либо упадок государства, когда инфантильная элита попадают под внешнее управление, осуществляемое через прагматиков – коллаборационистов. Таким образом, в силу своих личност-ных особенностей «инфантилы», как правило, становятся объектами рефлексивного управления [8].
Политиков инфантильного типа можно распознавать по их «жизненному пути». Это дети из обеспеченных семей, они могут быть как «вечными студентами», могут иметь и хорошее образование, свободно владеющие иностранными языками, знакомые с модными социальными, экономическими и политическими учениями.
Знания, как правило, получают из книг, учебников и лекционных курсов. При этом они, как правило, никогда и нигде систематически не работают. Через «модные», односторонние знания они «заражаются» разрушительными теориями, которые с большой настойчивостью и энергией пытаются воплотить в жизнь.
С годами инфантильный человек может повзрослеть. Необходимым, но недостаточным условием «взросления» является погружение в среду обитания его подданных. Как это случилось с юным Эдуардом IV в повести Марка Твена «Принц и нищий». В качестве другого примера можно привести юного Петра I и ранних рюриковичей.
В Речи Посполитой это наиболее известные польские генералы, выходцы исключительно из шляхетского сословия. Тем не менее данное условие является лишь необходимым. Даже погружаясь в агрессивную социальную среду, инфантильный субъект может навсегда остаться большим ребенком, как, например, Т. Костюшко. Как правило, инфантильные люди в смутные времена гибнут, не успев достичь личностной, социальной и политической зрелости. Однако в условиях, когда они служат декорациями для внешнего управления, могут долго не сходить с политической сцены.
Инфантилизация общества происходит по мере роста его экономического благосостояния и вслед за ним потребительских настроений. Сначала это удел избранных – элиты и её специфической части – богемы, которая принципиально не желает работать, но и не может быть творческой. При этом она навязывает всему обществу свои идеалы праздного класса. Затем инфантилизируется буржуазия, потом средний класс. Как только количество инфантильных обывателей начинает превышать «критическую массу», то есть они начинают влиять на ход развития той или иной страны, начинается ее деградация. Так случилось и с Польшей. Как только инфантильная шляхетско-сарматское сословие монополизировало власть в Речи Посполитой, начался процесс ее лимитрофизации.
В централизованных государствах угроза, исходящая от инфантильных субъектов политики, реализуется несколько по-другому. К власти в результате различных политических интриг и маневров могут прийти инфантильные лидеры, такие например, как М.С. Горбачёв, Е.Т. Гайдар и др. Крах большинства империй, монархий, централизованных государств в значительной мере происходил в результате инфантилизации правящих элит, их лидеров, аристократии и монарших династий. В условиях стабильности и отсутствия конкуренции инфантилизация и последующая деградация элиты неизбежна.
В России в результате революции и последующей за ней реакцией к власти пришли прагматики-государственники, их дети стали управленцами, дипломатами, военными, инженерами, летчиками. Внуки – комсомольскими деятелями и «творческой» интеллигенцией, которая свободное от «работы» время проводила в банях в окружении не обременённых высокой моралью комсомолок. Это уже были инфантильные деятели, которые со временем взорвали советское государство, осуществив либеральную контрреволюцию. Постсоветская Россия около двух десятилетий находится во власти инфантильных политиков, дети которых уже не идут в инженеры и летчики. Они оседают в советах управления банков, госкопорациях, нефтяных, газовых компаниях, масс-медиа, в шоу-бизнесе. Завтра эта инфантильная смена примет управление Россией.
Если вернуться к нашей истории, то возможность появления инфантильных правителей в Российской империи была у отпрысков фамилии Романовых. Действительно, вероятность была велика, но инфантильных деятелей среди русских царей и императоров оказалось, на удивление, мало, например, Петр III, Павел I, ранний Александр I.
Из сказанного можно сделать вывод о том, что как либеральная, так и централизованные системы управления могут быть поражены инфантилизмом и вследствие этого потерять устойчивость. Инфантилизм элит в значительной мере носит объективный характер и является следствием эволюции социально-экономических систем. В ходе эволюции, в определенные моменты создаются условия для генерации политиков инфантильного типа. Если элита, принимающая важные для развития социально-экономической и политической системы решения, поражается инфантилизизмом, то эта система саморазрушится, чтобы вновь родиться в новом качестве. Однако возможны исключения. Система может быть законсервирована с помощью внешнего вмешательства. В этом случае государство превращается в лимитроф. В частности, в период агонии Речи Посполитой Австрия, Пруссия и Россия всегда выступали на стороне польской инфантильной шляхты. В настоящее время инфантильных правителей Польши поддерживают США, Ватикан, НАТО и ЕС. В лимитрофном государстве их положение относительно стабильно, поскольку устойчивость обеспечивает внешнее управление. Таким образом, элиты окружающих Россию лимитрофных государств объединяет не столько демонстративная русофобия, сколько национальные инфантильные элиты, которые свою неспособность обеспечить «подданным» достойную жизнь объясняют «колониальным прошлым» и «происками» восточного соседа в лице России и т.п.
Е. Урбан в газете «Nie» [30.04.2007] пишет: «Польская историческая политика произрастает из трагизма польской истории. Когда польский народ слезал с дерева, то зацепился шерстью за ветку и упал под машину.Скорее всего, на голову упал. Это стало началом множества неудач, из которых и состоит наше прошлое. Наши исторические несчастья – это Россия, Германия, Франция, Швеция, Литва, магнаты, наводнения, потопы и разливы, либериум вето, коммунизм, гитлеризм, Наполеон, сентябрьское поражение и поражение под Мачеевицами, масоны, крестоносцы, казаки, оккупации, разделы, выборные короли, спецслужбы, турки и украинцы, УПА, КГБ, НКВД, ZNP и GG, сталинизм, посткоммунизм, вонное положение, Миллер, последняя черта, Тарговица и торговый центр в Катовицах. Обиды и страдания предков дают Польше вечное моральное преимущество над другими обычными странами».
2. Теоретический и методологический потенциал политико-психологического анализа феномена шляхетской элиты
Психология зрелости-инфантильности пока ещё открытая страница, требующая всестороннего изучения. Актуальность решения этой задачи имеет не только практическое значение, но и «чрезвычайно важный ценностный смысл» [9], особенно в сфере политико-психологических исследований, где приходится решать задачи психологического диагностирования личностных и профессионально значимых качеств не только отдельных политических деятелей, но и властных элит.
В современных условиях интенсивной коммуникации различных политических субъектов, этносов, регионов и культур, а также развивающихся глобализационных процессов относительный характер зрелости является практически важной проблемой для взаимодействия людей в современном мире. Вместе с тем, несмотря на наличие отдельных методологических подходов, общее состояние методического инструментария в этой области исследований необходимо признать не- достаточно разработанным. Существует также и проблема обозначение феномена незрелости. Так, А.Л. Журавлёв считает, что один из вариантов решения этой задачи – использование терминов «инфантилизм», «инфантильность», «инфантил» и т.п. считать удачным не приходится [10]. Тем не менее в сообществе практических психологов этот термин довольно широко используется как рабочий инструмент для обозначения различных аспектов незрелости. Проблема зрелости многогранна. Исследователи этой темы делают акцент на том или ином отдельном или частном виде зрелости субъектов. Например, выделяются интеллектуальная зрелость, зрелость как категория эстетического развития, религиозная зрелость, моральная зрелость, карьерная зрелость, зрелость как показатель мультикультурного развития, в экономической психологии – зрелость личности по отношению к деньгам [11], профессиональная зрелость, социальная зрелость, мировоззренческая зрелость, в политической психологии зрелость по отношению к власти, её субъектам, объектам, инструментам и т.д.
В поисках методологического основания понимания и объяснения феномена зрелости-инфантильности мы опираемся на принцип субъектности, разработанный С.Л. Рубиншнейном [12] и получивший свое развитие в работах К.А. Абульхановой [13]. Принцип субъектности неразрывно связан с деятельностным принципом и предполагает, что взаимоотношения человека с миром опосредованы его активностью, в которой он проявляется в качестве субъекта [14].
В философии и психологии понятие «субъект» («субъектность») связано с пониманием человека как основанием самого себя, с самодетерминацией [15]. В онтогенетическом плане субъект – это человек, являющийся основанием собственного становления и развития.
В научной психологии базовой способностью субъекта деятельности признаётся способность к рефлексии. С точки зрения П.Т. де Шардена, которой мы придерживаемся, рефлексия – это приобретенная сознанием способность сосредоточиться на самом себе и овладеть самим собой как предметом, обладающим своей специфической устойчивостью и своим специфическим значением, – способность уже не просто познавать, а познавать самого себя; не просто знать, а знать, что знаешь. Путем этой индивидуализации самого себя внутри себя живой элемент, до того распыленный и разделенный в смутном кругу восприятий и действий, впервые превратился в точечный центр, в котором все представления и опыт связываются и скрепляются в единое целое, осознающее свою организацию [16].
Квалифицированная рефлексия – это оптимальный уровень осознания своих проблемных личностных качеств. Это также способность видеть дальше узкого круга вещей, выходить за пределы обыденного, привычного понимания самого себя. Это переход в сферу качественно нового психологического знания и опыта. Психологическим содержанием рефлексии является способность делать предметом прогнозирования собственное будущее и практически его осуществлять. Эта способность является синтетической и включает в себя способность анализировать своё прошлое как историю собственного развития, на основании этого анализа оценивать своё настоящее и проектировать своё будущее, программировать переход из прошлого в будущее, создавать средства и социальную среду своего развития, практически осуществлять этот переход из своего прошлого в своё будущее.
Зрелый, способный к рефлексии субъект становится точкой роста самого социума, новых социальных структур, становится реальным источником и «энергетическим импульсом» социального и политического развития. При этом онтогенез субъекта развития получает возможность осуществляться как трансцендирование, т.е. выход за пределы собственных конечных способностей (возможностей) за счет собственной деятельности человека [17]. Известные концептуальные представления о личности политика, её структуре и свойствах могут быть интерпретированы как качества преимущественно рефлексивного или реактивного политического субъекта [18]. При этом качества рефлексивности и реактивности соотносятся соответственно с качествами зрелости и инфантильности. В теоретическом плане зрелый и инфантильный тип политического субъекта представляется возможным трактовать в понятиях адаптивности и креативности. Декартовская концепция дуализма на столетия утвердила в науке адаптивную модель человека. Сущность адаптивной модели заключается в том, что чело-век свои способности черпает, заимствует у объекта. Не человек задаёт способы существования объекту, а объект задаёт и определяет существование человека, все его способности и возможности. С этой точки зрения внутренний мир человека детерминирован, определён внешним миром, частицей которого человек является. Возникновение человека сопровождалось суще-ственными изменениями его природы. Фундаментальным следствием этого изменения явилось изменение типа детерминации, который обеспечивал способ его существования и развития. Естественный способ существования человека обеспечивался причинной детерминацией, детерминацией прошлым.
Причинная детерминация – это способ преобразования структуры причины в структуру следствия. Причинная детерминация – это способ трансляции качества структуры причины на все пространство взаимодействия, но это не способ формирования нового качества. Неестественный, т.е. собственно человеческий способ существования и развития в природной и социальной среде обеспечивался уже целевой детерминацией, которую формировал и определял сам человек как субъект деятельности.
Появление человека в мире природы привело к тому, что эволюция1 сменилась генезисом2. Адаптация3 сменилась историческим процессом. Эволюция – это процесс совершенствования адаптивного способа существования, который задан природой. Это процесс, с которым связано не возникновение нового типа, а совершенствование уже имеющегося типа существования. Генезис – это процесс возникновения и становления принципиально нового типа существования, т.е. существования креативного, творческого саморазвития субъекта.
Если в результате адаптации мы получаем всего лишь более совершенную форму имеющегося типа, то в результате креативного развития мы получаем качественно новый, самодетерминированный тип деятельности. В историческом плане человек – это существо, получившее способность выходить за рамки адаптивного типа существования в пространство творческого, креативного преобразования не только природной и социальной среды, но самого себя. Креативный субъект способен выходить за рамки обыденной необходимости и творить историю не только собственной жизни, но и социума, деятельной частью которого он является. В политико-психологическом контексте доминирование адаптивного, приспособительного типа деятельности политических субъектов входит в противоречие с креативной, творческой необходимостью управления политическим процессом.
Все адаптивные формы жизнедеятельности, возникающие эволюционным путём, внутренне ограничены. Адаптивные субъекты деятельности не способны к трансцендентации, т.е. выходу за пределы усвоенного по заданным образцам способа существования, за пределы самих себя. В них опредмечены только способности воссоздания и продолжения себя в потомстве, но от-сутствуют возможности самодетерминации, которая является атрибутом деятельного субъекта. Любая адаптивная форма деятельности характеризуется отсутствием способности преодоления себя.
Эволюционный процесс подчиняет естественным законам причинно-следственной детерминации изменяющийся под его воздействием объект. Исторический процесс создаётся, творится субъектом, который в результате сам изменяет и творит себя.
Объект эволюции – подвергающийся внешнему воздействию организм. Субъект истории – творящий процесс собственного изменения человек.
Человек как субъект есть существо, воплощающее собой свою креативную, творческую сущность. Человек – это не просто высшая форма жизни, общего со всеми живыми существами способа функционирования. Человек – это жизнь принципиально другого уровня. Его жизнь отличается тем, что человеческое существование – это не осуществление, а созидание своей сущности [19]. Человек, выходя за пределы адаптивных форм жизни, создаёт себе возможность стать предметом собственного творчества, рефлексивно относясь к себе [20]. Че-ловек как субъект собственной истории есть существо,создающее собственную историю, создающее себя, свои новые способности, процессы и цели собственного развития.
Итак, по нашему мнению, историческая миссия зрелого и ответственного политического субъекта может быть осуществлена за счёт креативной рефлексии и целевой детерминации – способности порождать собственные возможности в результате анализа собственной истории развития и превращения её в средство своего дальнейшего развития [21]
Таким образом, качества зрелости и инфантильности соотносятся как с качествами рефлексивности и реактивности, так и с качествами креативности и адаптивности. Инвариантность проблемы инфантильности в политике обнаруживается в трудах Н. Макиавелли (1469– 1527 гг.) [22], Б. Грасиана (1601–1658 гг.) [23], Н. Мальбранша (1638–1715 гг.) [24], Дж. Мэйсона (1706– 1763 гг.) [25], М.М. Щербатова (1733–1790 гг.) [26], Н.М. Карамзина (1766–1826 гг.), в работах многих других авторов. В начале христианской эры инфантильные нравы античных правителей описал римский писатель, историк и учёный-энциклопедист Гай Светоний Транквилл (75– 160 гг.) в своём труде «Vitae XII imperatorum» [27]. Классик русской экспериментальной психологии, психиатр с мировым именем В.Ф. Чиж (1855–1922 гг.), характеризуя инфантильных людей во власти, писал о таких качествах, как «господство мотивов настоящего, а не более или менее отдалённого будущего», «узость ума», «интенсивные эгоистические чувствования», «смешивание действительности с продуктами своего воображения», «обрядовое благочестие», преобладание «власти обстоятельств», «нравственное слабоумие» [28]. Ещё в 1907 г. профессор В.Ф. Чиж предупреждал правителей о тех, кто забывает «о существовании непреложных законов человеческого общества, а потому не принимает в соображение, что всякое улучшение, всякий прогресс неизбежно начинаются лишь в небольших группах лиц, которые и называются высшими классами общества. До сих пор, конечно, к величайшему нашему несчастью, не изобретено способов сразу улучшать положение всех классов общества. Свобода может быть достоянием всего народа только после того, как продолжительною историческою жизнью создан высший класс,
уже привыкший пользоваться свободой» [29].
По проблеме инфантильности высказывался и младший современник В.Ф. Чижа К.Г. Юнг (1875–1961 гг.), который назвал состояние людей в начале XX в. «безмерно разросшимся и раздувшимся детским садом» [30]. А. Кемпински (1918–1972 гг.), выдающийся польский психиатр и философ, пишет о том, что «инфантилизация является одной из опасностей современной цивилизации. Проблема «недозрелой личности в современной психологии и психиатрии … как представляется, отражает инфантилизирующие тенденции нашей цивилизации» [31]. Кемпински считал, что, пользуясь известным сейчас в психологии и психиатрии определением, можно было бы сказать, что в поведении наших современников выражается определенная психическая незрелость – инфантилизм. Ибо важнейшим качеством психической зрелости является рефлексия – умение объективного восприятия самого себя и способность реалистично ответить на вопрос: «каков я?». Этот вопрос также типичен для молодежного возраста, как и типична неспособность на него адекватно ответить. Искусство объективного восприятия самого себя как развитие рефлексии позволяет преодолевать психологический инфантилизм [32].
В сложившейся к концу ХХ века традиции понятие «инфантильная личность» используется как противопоставление зрелой личности, качественная разница между которыми состоит в том, что поведение зрелых людей мотивировано осознанными процессами и инновационной активностью. По словам профессора В.М. Мясищева, в мотивации поведения незрелой, инфантильной, невроти-
ческой личности господствует аффект над разумом или, в более широком плане, перевес субъективной стороны сознания над объективной стороной. Отсюда становятся понятными и те черты, которые отмечаются специалистами, как черты так называемого инфантилизма [33].
Инфантильность проявляется в сниженной способности контролировать эмоции и желания, в повышенной импульсивности, невыдержанности, раздражительности, в низкой стрессоустойчивости, стремлении уйти от реальности. В преобладании потребительских тенденций над творческими тенденциями, в доминировании процессов личностной дезинтеграции над процессами интеграции. В самом широком плане проблема инфантильности имеет не только психологический, но и философ-
ский, а также религиозный характер, так как соединена системой свободы, духовности и греха. Зрелость и реальная человеческая свобода начинается там, где есть способность к преодолению власти порабощающих нас аффектов (страстей), т.е. всего того, что определяется понятием греха. Свобода от зависти, тщеславия, злости, ненависти, жадности, осуждения, раздражительности, по-дозрительности, лукавства, злопамятства, самомнения… Там, где культ «эго», там всегда инфантильность, всегда культ инстинктов, культ аффектов и культ потребительства [34].
На собственно психологическом уровне в проблему инфантильности можно проникать с использованием таких для этой темы понятий, как рефлексия, эмоциональная зрелость, реалистичность, зависимость, нравственная и волевая саморегуляция, адаптация, компенсация и социально позитивная реализация и креативность.
Перспективным, по мнению авторов, теоретико-методологическим инструментом анализа политического субъекта с точки зрения диагностирования зрелости-инфантильности является психологический тетрабазис, который разработали академик Б.Г Ананьев и профессор В.А. Ганзен [35]. Концепция тетрабазиса опирается на философские категории пространства, времени, информации и энергии, автоматически определяет число фундаментальных качеств зрелости – четыре и наполняет их конкретным психологическим содержанием. Первая диада: пространство и время являются объективными формами существования материи. Вторая диада: информация и энергия – являются объективными условиями существования движения. В соответствии с этой концепцией как человек, так и «собирательная личность» [36] могут быть представлены посредством пространственно-временных и информационно-энергетических характеристик в их психологической интерпретации.
Таким образом, людей с точки зрения зрелости- инфантильности характеризуют инварианты, имеющие биполярное значение: временная, пространственная, энергетическая и информационная, которые соотносятся с конкретными психологическими качествами [37]. С помощью таких полярных значений мы сможем в необходимой мере управлять идентификацией зрелости-инфантильности.
Итак:
Время. Инфантильным людям свойственны текущие временные предпочтения – они озабочены сегодняшним днём и не загадывают на завтра. У зрелых – всегда есть временная перспектива – они способны откладывать удовлетворение своих желаний или текущие, менее ценные цели во имя достижения более поздних, но более важных.
Пространство. Категория пространства соотносится с понятием локуса контроля1 которое было разработано в 60-е годы XX в. профессором психологии Дж. Роттером (Коннектикутский университет, США). В соответствии с теорией локуса контроля инфантильный человек считает, что событиями его жизни управляет нечто внешнее – удача, случай, более сильные личности или силы, не подвластные его пониманию и контролю, он признаёт, что сила обстоятельств, внешних условий и фактов сильнее его самого. В таком случае ориентация на внешние обстоятельства обозначается как экстернальность, т.е. вера субъекта в то, что его поведение детерминируется по преимуществу окружением и обстоятельствами и определяется как экстернальный локус контроля. И наоборот: установка человека на то, что поведение и его результаты программируются в основном им самим, определяется как интернальный локус контроля. Зрелый человек полагается на внутренние ресурсы – свои силы, возможности и собственное поведение с приоритетом установки «все зависит от меня» и «я отвечаю за всё». Такая ориентация определяется понятием интернальности. Оно связано со способностью и умением брать на себя ответственность, с успешностью и результативностью деятельности.
По мнению В.Г. Крысько, экстерналов отличают повышенная тревожность, обеспокоенность, меньшая терпимость к другим, повышенная агрессивность и негативизм. Это связано с их представлением о зависимости от внешних обстоятельств и неспособности в связи с этим управлять своими делами. Имеются данные о большей склонности экстерналов к обману, к совершению аморальных поступков.
Интерналы более уверены в себе, они самостоятельны, спокойны, благожелательны и рассудительны [38]. Экстерналы и интерналы различаются также и по способам интерпретации социальных и политических ситуаций, в частности, по способам получения информации и по механизмам их причинного объяснения. Так, интерналы терпимы к противоречиям и неясностям, предпочитают большую осведомленность в проблеме и ситуации, большую ответственность, чем экстерналы. В отличие от экстерналов они способны к продуктивной рефлексии, избегают ситуационных и окрашенных эмоциями объяснений поведения. Экстерналы более продуктивно работают под внешним контролем. Они чаще склонны считать себя жертвой [39] как различных объективных обстоятельств, так и жертвой различного рода интриг, зависти, коварства и происков врагов мнимых и реальных. Им свойственны трудноразрешимые психологические проблемы, агрессивность, тревожность, они более склонны к фрустрациям и стрессам, им в большей мере свойственно развитие неврозов, чем интерналам. Экстернальный тип политического поведения является составной частью инфантильного [40] взаимодействия с реальностью. Исходя из того, что различные по числу группы людей, могут быть подвергнуты психологическому анализу посредством тех же понятий, что и отдельно взятый человек как носитель психических свойств [41], мы считаем возможным сделать вывод о том, что польские правящие элиты как «собирательная личность» представляется возможным характеризовать терминами «экстернальность» и «интернальность».
Энергетика: у инфантильных субъектов преобладает мотив избегания неудачи. У зрелых – мотив достижения, у них ярко выражено стремления к преодолению трудностей и проблем.
Информация: у инфантильных – неадекватные самооценки и уровень притязаний. У зрелых – самооценка реалистичная. Неадекватная самооценка у инфантильных субъектов не является фактором самоконтроля, коррекции, саморегуляции и безопасности поведения. Неадекватность прогноза, ошибки в принятии решений у таких людей являются следствием односторонней оценки ситуации, требующей непосредственного удовлетворения потребностей. Из имеющихся знаний и
прошлого опыта вычленяются только те элементы, которые могут быть использованы для подтверждения, что цель, диктуемая этой актуальной потребностью, осуществима. Такого рода селекция прошлого опыта в сочетании с неадекватной самооценкой, не выполняющей у инфантильных личностей функций звена обратной связи, препятствует полноценному прогнозу последствий собственных действий. Они в буквальном смысле «не ведают, что творят»… Современные польские интеллектуалы в соответствии со своей инфантильной, адаптивной, нерефлексивной экстернальной традицией, потешаются над «тремя злыми клоунами – Черчиллем, Рузвельтом и Сталиным, наблюдающими за Европой с высокого помоста, с которого руководители мира шутят, рассказывают анекдоты, говорят Сталину комплименты и между про-чим обсуждают послевоенный раздел Польши. Черчилль предлагает сдвинуть ее границы на Запад, рисуя спичками этот «трансфер» [42].
Но Португалия, Нидерланды, Бельгия, Австрия и другие европейские страны в более неблагоприятных «географических», политических и иных условиях сумели не только сохранить суверенитет, но и создать империи, и добиться уважения.
Выводы
В XVII веке естественный ход развития Речи Посполитой был заблокирован сторонниками «золотых свобод». Устойчивость либеральной системы правления шляхетской элиты обеспечивали за счет продажи геополитического статуса своей страны, суверенитета и территориальной целостности государства.
Разделы Польши – это плата, которую вполне осознанно и добровольно платила шляхта за свои привилегии. В первых трех разделах Речи Посполитой 1772–1793 гг. с согласия ее правителей принимали участие три стороны: Австрия, Пруссия и Россия. Данный факт на протяжении веков не могут признать польские политические элиты, списывая свои беды на внешние факторы и в первую очередь на Россию.
Вступление в НАТО, настойчивые просьбы о размещении элементов ПРО – это тот же «раздел Польши», тот же торг суверенитетом, то же стремление обеспечить устойчивость существования современной польской постшляхетской элиты. В политико-психологическом плане шляхетская элита не смогла выйти за рамки инфантильного, адаптивного способа политического существования.
Польская шляхта и её наследники в XX и XXI столетиях не смогли овладеть креативной рефлексией и целевой детерминацией и обеспечить тем самым достойное место своей страны в геополитическом пространстве.
Пояснения
Инфантилизм (от лат infantilis – детский, младенческий) – незрелость в развитии, сохранение в поведении черт, присущих предшествующим возрастным этапам. Психический инфантилизм – незрелость человека, выражающаяся в задержке становления личности, при которой поведение человека не соответствует возрастным требованиям к нему. Преимущественно отставание проявляется в развитии эмоционально-волевой сферы и сохранении инфантильных качеств личности. Например, таких как – несамостоятельность, непосредственная мотивация, эмоциональная неустойчивость, зависимость от значимого окружения, эгоцентризм и эгоизм, капризность и жеманство, реактивность и спекулятивность мышления, некритичное отношение к себе, доминирование первой сигнальной системы над второй, неразвитость самосознания и отсутствие рефлексии, низкий уровень субъектности.
В переносном смысле инфантилизм – проявление незрелого, наивного подхода в быту, в межличностных и служебных отношениях, в политике и т.д. и т.п. – это всё проявления психологии инфантильности.
От лат. evolutio – развёртывание, раскрывание, развитие; процесс изменения развития.
От греч. genesis – происхождение, становление, возникновение, развитие; процесс образования и становления развивающегося явления.
От лат. adaptation – приспособление; совокупность реакций. обеспечивающих приспособление.
От лат. locus – место и controle – проверка, контроль
Литература
1. Цыганов В.В. Интеллектуальное предприятие механизмы овладения капиталом и властью. – М.: Университетская книга, 2004.
2. Цыганов В.В., Бухарин С.Н. Информационные войны в бизнесе и политике. Теория и методология. – М.: Академический Проект, 2007.
3. Бухарин С.Н., Ракитянский Н.М. Психолого-политологический анализ феномена лимитрофизации Польши // Проблемы национальной стратегии. 2010. № 1. – С. 107-127.
4. Историки отвечают на вопросы. – М., 1990.
5. Эволюция и биоценотические кризисы. – М.: Наука, 1987. – С. 46–64.
6. Конзеля Л., Цегельский Т. Концерт трех черных орлов. Споры о разделах Польши // Историки отвечают на вопросы. М., 1990.
7. Тэн И. Психология якобинца (Из соч. «Les origines de la France contemporaine») – С.-Петербург: Книгоиздательство «Друзей свободы и порядка». Типография И.В. Леонтьева, 1905. – С. 7-9.
8. Ракитянский Н.М. О политико-психологическом портретировании // Вестник политической психологии. – СПб., 2003. № 1(4). – С. 18-23.
9. Журавлёв А.Л. «Социально-психологическая зрелость»: попытка обосновать понятие // Феномен и категория зрелости в психологии. – М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2007. – С. 206.
10. Там же. С. 206.
11. Там же. С. 206-207, 209.
12. Рубинштейн С.Л. Принципы и пути развития психологии – М., 1959.
13. Абульханова-Славская К.А. О субъекте психической деятельности. – М.: Наука, 1973.
14. Брушлинский А.В. Психология субъекта. – М.: Институт психологии РАН; СПб: Алетейя, 2003.
15. Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. – М.: Наука, 1984. – С. 309-310, 407.
16. Шарден де П.Т. Феномен Человека. Перевод и примечания Н.А. Садовского. – М.: Прогресс, 1965.
17. Агеев В.В. Принципы субъектности и современные проблемы психологии развития // http://www.ageyev.kz/articles/article-44.html.
18. Ракитянский Н.М. Рефлексия в политике // Власть. 2003. № 9. – С. 21-24.
19. Философско-психологические проблемы развития образования. – М.: ИНТОР, 1994.
20. Шарден де П.Т. Указ. соч.
21. Агеев В.В. Генетическая психология неадаптивного человека: от Жана Пиаже до наших дней // http://www.ageyev.kz/articles/article-68.html.
22. Макиавелли Н. Государь. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. О военном искусстве / Предисл., коммент. Е. И. Темнова. – М.: Мысль, 1996.
23. Грасиан Б. Карманный. Критикон. Пер. и комм. Е. М. Лысенко и Л. Е. Пинского. – М.: Наука, 1984.
24. Мальбранш Н. Разыскания истины. Пер.с фр. – СПб, 1999.
25. Мэйсон Д. Трактат о самопознании. – СПб: Тропа Троянова, 2004.
26. Щербатов М.М. О повреждении нравов в России // http://old-russian.chat.ru/17sherb.htm.
27. Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей. О знаменитых людях (фрагменты). / Пер. и прим. М.Л. Гаспарова, статья Е. М. Штаерман. Отв. ред. С. Л. Утченко. (Серия «Литературные памятники»). –М., Наука. 1964.
28. Чиж В.Ф. Психология злодея, властелина, фанатика. Записки психиатра / Предисл., сост., пер. инояз. текстов Н.Т. Унанянц. – М.: Республика, 2001. – С. 23, 29, 39-40, 119, 149, 227-228, 331.
29. Там же. С. 250.
30. Юнг К.Г. http://www.sunhome.ru/psychology/11719.
31. Кемпински А. Экзистенциальная психиатрия. – М.: Совершенство, 1998. – С. 100.
32. Там же. С. 171.
33. Мясищев В.М. Личность и неврозы. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1960.
34. Былёв А., Ракитянский Н. От чего мы зависим. Что необходимо знать о психологии аддикта // Психология для руководителя. 2008. № 4. – С. 77-83
35. Ганзен В.А. Системные описания в психологии. – Л., 1984.
36. Бехтерев В.М. Объективное изучение личности. Избранные труды по психологии личности в двух томах. Том второй. – СПб.: Алетейя, 1999. – С. 90-93.
37. Дейнека О.С. Ценностно-мотивационные особенности представителей политической и бизнес-элит. // Вестник политической психологии. 2001. № 1. – С. 24-27.
38. Крысько В.Г. Социальная психология: словарь-справочник, Минск, «Харвест», 2004 г., с. 204-205; Кондаков И.М., Нилопец М.Н. Экспериментальное исследование структуры и личностного контекста локуса контроля // Психологический журнал. 1995. N 1.
39. Варчук Т.В. , Вишневецкий К.В. Виктимология. – М.: Юнити, Закон и право, 2009.
40. Феномен и категория зрелости в психологии / отв. ред. А.Л. Журавлёв, Е.А. Сергиенко. – М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2007.
41. Бурикова И.С., Коновалова М.А., Пушкина М.А., Юрьев А.И. Опыт психологического измерения человеческого капитала. Под научной редакцией проф. А.И. Юрьева. – Санкт-Петербург, 2009. – С. 52.
42. Егоршина О. Продвинуть спичками границу http://www.newizv.ru/news/2008-09-23/98484/.
Материал поступил в редакцию 12. 07. 2010.
С.Н. Бухарин
О причинах и разжигателях второй мировой войны
По случаю 72-й годовщины подписания пакта "Молотова — Риббентропа" посольство США в Эстонии выступило с заявлением, в котором, наряду с гитлеровской Германией, возложило ответственность за начало Второй Мировой войны на СССР. В документе, опубликованном на официальном сайте американского диппредставительства 23 августа, отмечается, что подписанием более семидесяти лет назад договора о ненападении, Германия и Советский Союз поставили Европу и весь мир на путь неминуемой войны. Также в заявлении говорится, что: два тоталитарных режима составили секретные дополнительные протоколы к Пакту, которые разделили Европу на соответствующие сферы влияния.
Писатель и историк Ги Бретон решил доказать, что ради коротенького «да» любимой женщины государственные мужи объявляли войны, запрещали религии, принимали абсурдные законы, то есть вершили историю под влиянием страсти к даме сердца. Поэтому за «сорока королями, которые творили в течение тысячи лет историю Франции», надо, как и везде, искать женщину… «Почему Хлодвиг принял христианскую веру? Из-за своей любви к Клотильде. Что делал Генрих IV перед тем, как был убит? Он шел на свидание с женщиной. Кто вершил вопросы мира и войны при Людовике XV? Мадам де Помпадур. Зачем Наполеон III объявил Итальянский поход? Во имя прекрасных глаз мадам де Кастильон. Настоящая история Франции — история любви». Таким образом, по Ги Бретону любовь, то есть субъективный фактор, определяет судьбы континентов.
По глубокому убеждению «просвещенных» европейцев и североамериканцев новейшую историю творили тираны Гитлер и Сталин. Их капризы, злая воля, вероломство привели к возникновению «тоталитарных режимов». Тираны что-то не поделили и поэтому развязали войну. «Тоталитарные режимы» и война привели к множеству жертв, которые надо поминать, а тиранов проклинать.
Таким образом, Ги Бретон и современные либеральные историки субъективный фактор возводят в абсолют и совершенно не считаются с объективными обстоятельствами.
Г. Бретона читать интересно, его забавные работы пробуждают интерес к истории. Работы же современных либеральных историков не имеют к науке никакого отношения, они примитивны и лживы.
Тоталитарные режимы не возникают, а войны не объявляются по прихоти диктаторов. Если же у короля, императора, рейхсканцлера или генсека вопреки объективным обстоятельствам возникает желание объявить войну соседу или стать диктатором, то дни такого тирана сочтены. Либо его задушат представители ближайшего окружения, либо он со своим войском погибнет сразу же после пересечения границы «жертвы агрессии».
Причины любой войны имеют глубокие корни, которые могут уходить в глубины времен на десятки и сотни лет. Основными факторами, влияющими на возникновение широкомасштабных военных конфликтов, являются экономические и связанные с ними геополитические, религиозные, этнические и прочие факторы.
Обе мировые войны также совершились не по злой воле диктаторов или «агрессивной военщины», на то были объективные обстоятельства. Рассмотрим данные обстоятельства подробно.
«Бойтесь быть слишком сильным», — писал в 1871 г. историк Ф. де Куланж императору Вильгельму . Критика и библиография. Критические статьи и обзоры. О. Бисмарк. Мысли и воспоминания. Историк-марксист. № 12 (088). Т. 1. — М.: Соцэкгиз. 1940. — C. 108—117.
Как правило, в войне обвиняют агрессора, то есть сторону, развязавшую военный конфликт. На самом деле к агрессии часто толкают внешние обстоятельства, а «жертвы агрессии» оказываются ее инициаторами.
Так, подлинные причины Первой мировой войны заключаются не в «агрессивных намерениях германского милитаризма», а в жесткой, не допускающей компромисса политике Великобритании, Франции и поддерживающей их России по отношению к Германии. В конце XIX в. и начале XX в. бурно развивающейся германской экономике не хватало рынков сбыта и сырьевых ресурсов. Встал вопрос: найти возможности для дальнейшего развития экономики или смириться с неизбежностью ее стагнации. Позднее объединение многочисленных немецких государств в монолитную империю не позволило последней приобрести колонии в достаточном для развития количестве. На это можно возразить — дескать, Германия «отхватила» Камерун в 1884 г., Немецкую Восточную Африку в 1885-м, Немецкую Юго-Западную Африку в 1904-м, часть Новой Гвинеи в 1884 г. Несмотря на это, германские политические элиты, посчитав эти колонии бесперспективными, нашли более целесообразным расширяться в Центральной и Восточной Европе. Однако, не все так просто.
Действительно, Германия получила эти колонии, «подобрав» то, что уже никому не было нужно. К тому же немцам не пришлось за них воевать. Так, Юго-Западную Африку, современную Намибию, купил немецкий купец, и если тамошним колонистам все же пришлось воевать, то только с местными племенами. Новая Гвинея была мирно разделена между Германией, Нидерландами и Великобританией. Важность каждой колонии зависит от трех показателей: наличия ценных природных ресурсов, например, полезных ископаемых, емкости рынка сбыта товаров, и стратегического ресурса, то есть места ее географического расположения. Например, крохотная английская колония, расположенная по обе стороны Гибралтарского пролива, стоила всех немецких колоний вместе взятых. Вспомним еще о Суэце и Персидском заливе, контролируемом в те времена теми же англичанами.
В 1890 г. Германия передала Англии часть своих колоний в Африке: Занзибар, Пембу, Уганду и Виту. За эти уступки Германия получила остров Гельголанд у немецких берегов на Немецком, ныне Северном, море. Такова цена всей немецкой Восточной Африки. Этот островок имел большое стратегическое значение, поскольку представлял собой английский плацдарм вблизи берегов Германии, откуда могла исходить реальная угроза в случае возможного конфликта. В результате такого обмена германская Восточная Африка в значительной мере потеряла возможность своего экономического развития. Колониальное будущее Германии отныне становилось весьма проблематичным. Предполагаемое будущее стало еще более призрачным после победы Великобритании в англо-бурской войне 1899—1902 гг. В связи с этой победой интересы Германии в Южной Африке были также существенно ущемлены.
В борьбе за Марокко Вильгельм II (1859—1941), германский император и король Пруссии, допустил ряд грубых дипломатических ошибок, в результате чего Германия вынуждена была признать протекторат Франции над этой североафриканской страной. В качестве компенсации немцы получили узкую заболоченную полосу французского Конго, примыкающую к германской колонии Камерун, оставшись при этом без стратегически важных портов в Средиземном море.
Германия не успела принять участие и в подавлении боксерского восстания в 1898—1901 гг., так что великие державы не позволили немцам участвовать в разделе сфер влияния в Китае. Очередной попыткой Германии пробиться на восток стал ее союз с Австро-Венгрией и Турцией, уже одряхлевшими империями, для реализации стратегического проекта: железнодорожной магистрали «Гамбург — Берлин — Константинополь — Багдад — Персидский залив». По этой дороге можно было перевозить грузы, не сталкиваясь с англичанами. Однако Великобритания, опасаясь немецкого проникновения в район Персидского залива, выступила категорически против строительства Багдадской железной дороги, несмотря на то, что Германия в июне 1914 г. передала Англии право на строительство железнодорожной магистрали к югу от Багдада.
Россия, разделив с англичанами Персию, также боялась появления на Ближнем Востоке такого крупного игрока, как Германия.
Немцы между тем поддерживали Австро-Венгрию и ее претензии на Балканах, потому что по этим землям должна была пройти багдадская магистраль. Но Россия, в лице министра иностранных дел и англофила С.Д. Сазонова (1860—1927), вопреки здравому смыслу, выступала за «православных братьев», хотя те на протяжении всей своей истории неоднократно предавали интересы русских и постоянно конфликтовали между собой.
Таким образом, все попытки Германии достичь путем переговоров решения возникших экономических проблем упирались в нежелание великих колониальных держав сделать для нее минимальные уступки.
Стремясь всеми силами выбиться на мировой простор, немцы создали один из крупнейших в мире торговых флотов, но его требовалось защищать. В 1908 г. морской статс-секретарь (министр) Германии А. фон Тирпиц (1849—1930) провел в рейхстаге новый закон, в соответствии с которым на морское ведомство выделялось 445 миллионов марок. В результате своих военных приготовлений Германия стала обладать вторым по мощи флотом в мире. Рост экономического и военного могущества вкупе с непоследовательной и бездарной внешней политикой Вильгельма II позволили Англии создать антигерманскую Антанту (1904—1918). Таким образом, Германия в начале ХХ века представляла собой своеобразный опасно перегретый паровой котел. Конфликт становился неизбежен. 28 июля 1914 года Австо-Венгрия объявила войну Сербии, 1 августа Германия объявила войну России, 3 августа – Франции и Бельгии, 4 августа Англии объявила войну Германии и так далее, началась Первая мировая война.
Поражение Германии в Первой мировой войне и Версальский мирный договор 1919 г. еще более усугубили положение Германии.
По версальским соглашениям Германия теряла все колониальные владения. Кстати, Польша, мечтая без «пота и крови» стать великой колониальной державой, выдвинула свои претензии на часть немецких колоний.
Эльзас-Лотарингия возвращалась Франции, Северный Шлезвиг — Дании. Бельгия получила округа Эйпен и Мальмеди и область Морене, где 80% населения были немцами. Польша получила основную часть провинции Познань в Западной Пруссии, а также небольшие территории в Померании, Восточной Пруссии и Верхней Силезии. Чтобы обеспечить Польше выход к морю, в районе устья реки Висла был создан коридор, отделивший Восточную Пруссию от остальной Германии. Немецкий Данциг был объявлен «вольным городом» под верховным управлением Лиги Наций, а угольные шахты Саарской области были временно переданы Франции. Левобережье Рейна оккупировали войска Антанты, а на правом берегу была создана демилитаризованная зона шириной в 50 километров.
В целом Германия теряла 13,5% территории (73,5 тыс. квадратных километров) с населением в 7,3 млн. человек, из которых 3,5 млн. человек были немцами. Эти потери лишали Германию 10% ее производственных мощностей, 20% объемов добычи каменного угля, 75% запасов железной руды и 26% выплавки чугуна. Реки Рейн, Эльба и Одер объявлялись свободными для прохода иностранных судов. Германия была обязана передать победителям почти весь военный и торговый морской флот, 800 паровозов и 232 тыс. железнодорожных вагонов. Общий размер репараций должна была позднее определить специальная комиссия, а пока Германия обязывалась уплатить странам Антанты контрибуцию на сумму 20 млрд. золотых марок в основном в виде угля, скота (в том числе 140 тыс. молочных коров), различной продукции химико-фармацевтической промышленности, в том числе красителей. Британский министр У. Черчилль заметил, что «экономические статьи договора были злобны и глупы до такой степени, что становились явно бессмысленными».
Версальский договор практически разоружал Германию. Ее армия не должна была превышать 100 тыс. добровольцев, зачисляемых на долгосрочную службу, а флот — 16 тыс. человек. Германии запрещалось иметь самолеты, дирижабли, танки, подводные лодки и суда водоизмещением более 10 тыс. тонн. Такая армия была пригодна для полицейских акций, но не для обороны страны. Кроме того, 895 немецких офицеров во главе с самим кайзером были объявлены военными преступниками, подлежащими выдаче. http://www.world-history.ru/countries_about/2244.html
26 декабря 1922 г. репарационная комиссия под нажимом Парижа признала, что Германия не выполняет своих обязательств. Через две недели с этим согласились правительства Франции, Италии и Бельгии, а еще через два дня девять французских и бельгийских дивизий вступили в Рурскую область.
Оккупация Рура лишила Германию 7% ее территории с населением в 3 млн. человек, 70% добычи каменного угля, 54% выплавки чугуна и 53% стали.
В ответ 13 января 1923 г., выступая в парламенте, рейхсканцлер заявил, что Германия прекращает репарационные платежи Франции и Бельгии, и призвал население Рура к бойкоту всех распоряжений оккупационных властей и отказу от уплаты налогов. В результате были прекращены поставки угля и леса во Францию и Бельгию. Войска Франции ответили на рост саботажа и забастовочного движения усилением репрессий. 31 марта 1923 г. французские солдаты заняли крупповский завод в Эссене. В ответ на требование рабочих покинуть территорию завода солдаты открыли огонь. Были погибшие и раненые. Но оккупационные власти обвинили в побоище не французских офицеров, устроивших его, а руководителей и служащих завода. Сам Г. Крупп в мае был приговорен к штрафу в 100 млн. марок и пятнадцати годам тюрьмы, из которых он отсидел семь месяцев. Сопротивление немецких железнодорожников французы попытались сломить другим путем. В первом полугодии 1923 г. более 5000 семей рабочих и служащих выселили из их жилищ, более 4000 человек были высланы из Рура. http://www.world-history.ru/countries_about/2244.html
Таким образом, Германия потеряла суверенитет над множеством своих территорий, основные ее промышленные районы были оккупированы, Немецкое государство должно было возместить убытки, понесённые гражданским населением стран Антанты вследствие войны, Германию обязали выплачивать контрибуцию. Все это крайне тяжело сказывалось на положении населения, в стране начался голод. «Злобные и глупые» статьи версальского договора унижали немцев и возбуждали ненависть народа к «демократической» Европе, способствовали приходу к власти радикальных националистов.
В действительности, унижена была не только Германия, унижены были все немцы, независимо от того, проживали они ранее в Германской империи или нет. Так, например, после распада Австро-Венгрии в 1918 г. германское население Судетенланда (Судетской области) попыталось основать здесь собственные государства, однако. Англия и Франция отказали им в праве создать три новых нейтральных государства. Прага при этом получила от победителей «добро» на поглощение этих территорий. В результате к осени 1938 г. возникла проблема, которую пришлось решать, уступая уже совсем другой силе.
В Чехословакии проживало менее 50% чехов вместе со словаками они составляли около 66% населения Республики, а немцы 30%, то есть немцы были вторым по величине народом Чехословакии. Большая часть немецкого населения жила в в Судетской области. Процент немецкого населения в Судетах колебался от 60 до 98%.
21 сентября 1938, когда Прага вынуждена была согласиться с передачей Судетов немцам, на нее стала давить Варшава. Поляки требовали передачи Тешинской Силезии, где проживало 80 тыс. поляков и около 120 тыс. чехов.
26 сентября 1938, началась оккупация поляками части Чехословакии. Представители Парижа и Лондона, пытались протестовать, но "в момент кризиса для английского и французского послов были закрыты все двери. Их не допускали даже к польскому министру иностранных дел. Нужно считать тайной и трагедией европейской истории тот факт, что народ, способный на любой героизм, отдельные представители которого талантливы, доблестны, обаятельны, постоянно проявляет такие нехватки почти во всех аспектах своей государственной жизни. Слава в периоды мятежей и горя; гнусность и позор в периоды триумфа. Храбрейшими из храбрых слишком часто руководили гнуснейшие из гнусных! И все же всегда существовали две Польши: одна боролась за правду, а другая пресмыкалась в подлости" "Героические черты характера польского народа не должны заставлять нас закрывать глаза на его безрассудство и неблагодарность, которые в течение ряда веков причиняли ему неизмеримые страдания. В 1919 году это была страна, которую победа союзников после многих поколений раздела и рабства превратила в независимую республику и одну из главных европейских держав. Теперь, в 1938 году, из-за такого незначительного вопроса, как Тешин (имеется в виду Тешинская Силезия), поляки порвали со всеми своими друзьями во Франции, в Англии и в США, которые вернули их к единой национальной жизни и в помощи которых они должны были скоро так сильно нуждаться. Мы увидели, как теперь, пока на них падал отблеск могущества Германии, они поспешили захватить свою долю при разграблении и разорении Чехословакии». (Уинстон Черчилль. Вторая мировая война. М., 1991)
14-15 марта 1939 г. Гитлер поглотил остатки Чехословакии. Через неделю после превращения Чехии в "Протекторат Богемия и Моравия" гитлеровская Германии захватила у Литвы порт Мемель, который до 1918 г. входил в состав Германской империи и имел преимущественное немецкое население. Права Литвы на него также основывались на принципах Версаля.
Таким образом, главными виновниками двух мировых войн являются Франция и Англия, а также «версальские уродцы» — многочисленные лимитрофные государства, располагавшиеся по периферии России.
В настоящее время власти геополитических карликов состоят из представителей деградированной коммунистической элиты. Последствия своей некомпетентности и провалов в управлении экономикой, они связывают с последствиями «оккупации» и правления «тоталитарного» коммунистического режима. Элиты лимитрофных государств инфантильны до такой степени, что серьезно надеются на то, что их современные покровители вернут им утраченные в результате последней войны территории и былое столетия назад величие.
В России День памяти жертв тоталитаризма поддерживают и отмечают также представители деградированной советской элиты: Ю. Пивоваров, Н. Сванидзе, Л. Млечин, А. Сахаров, Ю. Афанасьев, М. Федотов, С. Караганов и прочие. Можно предположить, что причин придерживаться данной позиции у них несколько. Здесь, например, и корысть (зарубежные гранты и командировки), некомпетентность и невежество, тщеславие («мировое признание»), и конъюнктура, желание угодить представителям либерального и западнического крыла в руководстве России.
Англия, Франция и прочие государства Евросоюза несут ответственность не только за развязывание второй мировой войны, но за сотрудничество с фашистской Германией на всех этапах войны и массовый коллаборационизм. Эти неприглядные факты европейские государства и США всячески пытаются вычеркнуть из своей истории, в частности путем навязывания Дня памяти жертв тоталитаризма.