«Бессмертный полк», прошедший по улицам страны 9 мая, произвел на оппозицию сокрушительное действие. После всех ее речей о том, что вот-вот весь народ сплотится вокруг нее, пройдет «марш миллионов» (ну хотя бы двести тысяч), после чего нынешний режим растает, аки воск от лица огня, «марш миллионов» действительно прошел, но рассчитывавшая стать благополучателем от марша прогрессивная общественность оказалась чужой на этом празднике жизни. 9 мая ее вообще было не видно и не слышно, что для людей с такими претензиями и с такими речами (в том числе и про 9 мая) означает конец.
После первоначальной полной конфузии остатки оппозиционных сил все же сумели организовать контратаки по двум направлениям.
Сперва в ход было пущено испытанное обвинение в том, что всякая неоппозиционная уличная активность есть активность искусственная. Нагнали бюджетников, позвали наемных манифестантов, за умеренную плату готовых участвовать в какой угодно демонстрации, и в результате таких административных усилий получили полмиллиона участников по Москве, а по всей стране — двенадцать миллионов. Ибо не могут же такие сонмы людей выйти на улицу без кнута, без подачек и к тому же не за нас. Та мысль, что могут, но, конечно же, не за вас, в умы прогрессивной общественности не вмещалась.
Поскольку такая контрпропаганда подействовала только на саму прогрессивную общественность, а более широкая публика в нее оскорбительно не поверила, был предложен встречный маневр — ответим на шествие другим шествием.
А именно: организуем «Бессмертный барак» или «Бессмертный ГУЛАГ», участники которого по образцу «Бессмертного полка» прошествуют, держа в руках портреты своих родственников, ставших жертвами коммунистического режима. Ибо если можно почтить память павших на войне и участников войны, то должно почтить и побывавших в ГУЛАГе. Тем более — скончавших там свои дни.
Против самого начинания в принципе невозможно возразить, его можно только приветствовать, проблема исключительно в деталях.
Начиная с названия. Изобретатели совсем не владеют русским языком, ибо не понимают разницы между полком и бараком, а равно ГУЛАГом. «Полк» — слово либо нейтральное, обозначающее войсковую единицу, либо возвышенно-поэтическое («Слово о полку Игореве»), либо даже мистическое («небесные полчища» = «воинство небесное»). Слово же «барак» и аббревиатура ГУЛАГ никакого возвышенного значения не имеют, зато имеют вполне негативный смысл. От того, что к ним будет присоединен эпитет «бессмертный», этот негативный смысл будет только усилен. Не просто ГУЛАГ, унесший миллионы жизней, но все-таки принадлежащий прошлому, а ГУЛАГ бессмертный, т.е. по-прежнему поглощающий безвинные жертвы, причем с этим чудовищем ассоциируют себя манифестанты — подобно тому как с «Бессмертным полком» ассоциировали себя люди 9 мая.
Не любите духовные скрепы — значит, не любите, но для такой скрепы, как русский язык, желательно сделать исключение, если хотите, чтобы люди вас понимали.
Однако название — дело наживное, можно придумать и получше. Главная сложность — в общей неясности с тем, чьи портреты предполагается нести в «Бессмертном бараке». В случае с полком все было прозрачно — портреты сражавшихся за нашу Родину против нацистской Германии в Великой Отечественной войне, которая длилась с 22 июня 1941 года по 9 мая 1945 года. Когда началось, когда закончилось и кто был враг, достаточно понятно.
Кто был враг «Бессмертного барака», тоже понятно — советское государство, ибо кто же еще. Другие субъекты не просматриваются, если не предполагается нести также и портреты жертв уголовной преступности — «Моего деда-сторожа убила «Черная кошка», пойду и я на марш». Но советское государство развязало террор уже в 1918 году, а последние аресты по политическим статьям имели место еще в начале 1980-х . Если враг — советское государство, то портреты должны относиться к эпохе 1918-1985 годов.
Для простоты примем, что на портретах должны быть изображены лишь жертвы политических статей. Правда, на заре советской власти стреляли много, но с писаными кодексами было не очень ясно, но уж с 1926 года, когда явилась знаменитая 58-я, и до 1985-го, когда действовали уже ст. 70 и 190-1 из хрущевского кодекса, все вроде бы ясно. Жертв хозяйственных статей и, допустим, статьи за мужеложство рассматривать не будем (хотя почему, собственно?). Неясно, правда, куда отнести раскулаченных — для них статьи не придумывали, обошлись и так.
Но даже и со статьями чисто политическими вряд ли получится большое единение. Если на фронте было понятно, кто враг, то на фронте внутреннем враг был очень многообразен. От монархистов, белых офицеров и духовенства до сотрудников НКВД (все-таки три гэбистских потока тоже было), пламенных (и даже не очень пламенных) троцкистов, коммунистов-ортодоксов, а также полицаев и власовцев (их ведь тоже судили по 58-й). Изрядную долю среди пострадавших партийцев составляли те, которые прежде послужили палачами других партийцев (и беспартийных — это уже само собой).
С точки зрения окончания гражданской войны и примирения, наверное, действительно нужно закончить старые споры и не поминать былое лихо. Правда, как это вяжется с речами о необходимости люстрации, весьма популярными в той самой среде, откуда исходит начинание с «Бессмертным бараком», — а ведь среди предков иных нынешних освободителей можно такого налюстрировать, что хоть вон святых неси, — все это выглядит глубоко диалектическим противоречием. Или неумением думать хотя бы на полтора хода вперед.
Но как потомки разных жертв всеподметающей 58-й будут сливаться в дружном единении — например, Е.К. Лигачев с бр. Дзядко, — моя фантазия для этого слишком слаба. Боюсь, не только моя. Если же единения, сопоставимого с единением участников «Бессмертного полка» не будет, а будет либо свара, либо, что более вероятно, очередное мероприятие «Эха дождя» с соответствующим составом и численностью участников, то зачем изобретать велосипед. Такие мероприятия и прежде имели место, но большого примирения в обществе не произвели и в качестве достойного ответа «Бессмертному полку» выступать никак не могли.
Достойно и правильно было бы сказать всем жертвам гражданской войны, бушевавшей в России почти весь XX век: «Спите спокойно, это не повторится», но для этого надо для начала хотя бы не разжигать новую революцию.
