- Я сама художница, дома рисую, - неожиданно выдаёт сотрудница отдела режима, которая ведёт нас в камеру. - Но вот его, хоть убейте, не понимаю. Вот зачем он так? Хочется спросить, но не буду. Моё дело следить за тем, чтобы он в "Бутырке" никаких акций не устроил. Но у меня не устроит!..
Двери камеры номер 58 открываются. Вот Павленский. Вот его сосед - улыбчивый парнишка лет 20 обвиняется в торговле наркотиками.
- Позвольте представиться, меня зовут Петр! - Павленский отставляет в сторону тарелку с капустой и картошкой (сегодняшний ужин).
- Знаем-знаем. Как вам здесь?
- Отлично! Там (имеет в виду волю- прим.автора) ведь тоже тюрьма. Тюрьма- повседневность. Так что мое положение в принципе никак не изменилось.
- И чтобы вырваться из этой тюрьмы, вы устраиваете все эти акции?
- В какой-то степени. Это попытка преодолеть тот животный страх, который каждый из нас испытывает, живя в системе.
- И все-таки вы вряд ли ожидали, что вас арестуют?
- Почему же? Меня ничто не удивило. Но я не особенно представлял, что именно мне могут вменить. Поджечь Лубянку - это ведь можно считать мелким хулиганством, за которое предусмотрена административная ответственность. А можно считать и терроризмом, как было с режиссёром Олегом Сенцовым. Видите, какое "от" и "до". Мы живём в такой политической ситуации, когда возможно все.
- То есть вы были готовы к любому повороту?
- Да. Когда меня задержали, от меня хотели какого-то деятельного раскаяния. Просили написать объяснительную. Но в чем раскаяться? То, что я сделал , это просто жест.
- Жест? Ничего себе. Ведь могли пострадать люди.
- Я совершил это в час ночи, когда люди не ходят. Я знал, что это никому не причинит вреда. Жест - это язык искусства. Вот когда человек подходит и даёт пощечину, он этим хочет что-то сказать. Но он не хочет навредить или убить. От пощечины не умирают.
- Но огонь - опасная стихия сама по себе...
- Посмотрите, сколько людей ей поклонялись и поклоняются. Кто определил, что это не должен был быть огонь? А я исходил из чего: ночь, горит ФСБ, это должно быть красиво!
- Опасная красота...
- С огнём мне вообще нравится работать. Я раньше покрышки жёг около храма Спаса на крови. Тогда я работал с историческим контекстом. Александр второй жестко боролся с инакомыслием. Сейчас ситуация такая же. И об этом моё политическое искусство.
- Политическое искусство?
- Да, это именно то, что я делаю.
- Но почему нельзя выражать ваши чувства в картинах, стихах, другим способом?
- Поджог ФСБ - это и есть картина!
- Недолговечная... Сколько горела дверь, пока вас не задержали?
- Секунд 30. Но в интернете есть снимки. Все увековечено.
- Вам все-таки обязательно нужна аудитория? Могли бы устроить перфоманс там, где никто не видит. Раз уж вам так хочется творить политическое искусство.
- Это то же самое, что написать книгу и спустить все её страницы в унитаз. А потом спрашивать всех: "Ну как вам?". В искусстве всегда нужен диалог.
- Но почему для диалога вы выбрали ФСБ?
- Оттуда исходит угроза.
- Но именно ФСБ ловит террористов и благодаря этому ведомству было спасено множество жизней...
- Они и спасали, и сами творили всякое. История НКВД кровавая.
- Это понятно, но вот вас лично пытали? Били?
- Меня - нет. А что я, должен ждать, пока со мной лично такое произойдёт?
- И вы, значит, протестуете?
- Нет, я не протестую, я, как говорил, занимаюсь политическим искусством.
- Сейчас активно обсуждается тема - признавать ли вас политическим заключённым....
- Не стоит этого делать. Мне кажется, что этот статус - некая привилегия. Я отказываюсь от любых привилегий.
- У вас есть любимая женщина? Интересно, она с вами согласна?
- У меня есть соратница, подруга. У нас двое детей. Я против института брака. И вот что такое любовь?..
- Да, что для вас любовь? Вы вообще в неё верите?
- Я верю только в свободу воли, в желании отстаивать себя как субъект. Все институты власти направлены на то, чтобы превратить человека в объект. А вся политика - это механика контроля и подавления.
- Но про любовь. То есть вы могли бы жить с любой другой женщиной?
- Не думаю, что другая прожила бы со мной 10 лет. За это время всякое бывало. Кстати, моя восьмилетняя дочь придерживается моих взглядов. Она не ходит в школу. Занимается шахматами, кигбоксингом. Она книгу взрослую прочитала. Ей нечего делать в этом центре обучения.
- В смысле, в школе? А как же, например, математика?
- Она свободно пользуется интернетом.
- Но это разные вещи, согласитесь. Вам не жалко, что семья осталась без вас?
- Я думаю, что они от меня утомились. Пусть отдохнут.
- Вам, наверное, нужно жить на острове, где нет Правительство РФ, чиновников и Полиция?
- Нет, я хочу жить здесь. В Россия хорошо. Если бы я совершил акцию в США, там бы в меня, наверное, сначала выстрелили, а потом спрашивали.
- Надеетесь выйти из СИЗО поскорее?
- Я не думаю об этом. Я просто сейчас ЖИВУ здесь. И все.
- Но тут вы не сможете заниматься "политическим искусством". Огня нет.
- Есть вода. Да и вообще надо оглядеться. Изнутри все изучить. Кто сказал, что политическое искусство за решёткой невозможно?
