Поделиться
А Владимир Зельдин был очень хороший человек. Прекрасный актер - пластичный, танцевальный, голосистый. Цельная натура, убежденный альтруист и романтик, красивая личность, сердцеед для многих поколений советских женщин - это все было при нем. Но через его роли всегда просвечивало бесценное и, в общем, раритетное качество: безусловно хороший, до наивности незлобивый, редкостно щедрый душой, искренний человек.
Он впервые появился на массовых экранах в фильме Ивана Пырьева "Свинарка и пастух" - музыкальной, песенной, лучезарной комедии о дружбе между народами. Съемки картины прервала война, но их было приказано продолжить - позитивно настроенные фильмы были важным для победы оружием. Герой Зельдина, смуглолицый пастух Мусаиб, пел о Москве, которая умеет дружить, любить и делать людей счастливыми. О Москве реальной или той, о которой мечталось, - какая разница, если сердце переполнялось этой любовью и этим счастьем! Песню о Москве Зельдин пронес через всю огромную жизнь и никогда не предавал свою искреннюю веру в то, что нам грезится, - а стало быть, почти по Декарту, существует. Потому что и эта песня, и он сам в фильме Пырьева символизировали эпоху - противоречивую, нищую и богатую, трагичную и счастливую одновременно. Эпоху, наивно устремленную в неопределенно светлое, как рай, будущее, и во имя этого будущего закрывшую глаза на опасный разрыв между грезой и реальностью. Актер Владимир Зельдин воплотил на экране эту мечту - как в песне: "прекрасную, еще неясную". Воплотил большой советский духоподъемный миф, который был ничем не хуже мифа американского или итальянского, - "нас возвышающий обман". За это ему были и остаются благодарными многие поколения.
Второй яркой картиной в его жизни стало "Сказание о земле Сибирской" - просторный музыкальный фильм Пырьева о том, как военная жизнь сменилась мирной, успев сломать многие судьбы талантливых людей и талантливой страны. Он снялся затем в таких лентах, как "Десять негритят", "Женщина в белом", "Дуэнья" - как правило, к колоритных эпизодах. Из крупных работ - пожалуй, только профессор Серебряков в "Дяде Ване" Андрея Кончаловского. Везде требовались его музыкальность, пластичность, танцевальность, а также природный аристократизм профиля и манер. И типаж его был как бы универсален: дебютировав в роли пылкого кавказца Мусаиба, играл он и цыгана Шандора в кинооперетте "Марица", и эгоиста-баловня Оленича в "Сказании о земле Сибирской", и британского атташе в "Миссии в Кабуле", и гитлеровского фельдмаршала в "Блокаде", и печального клоуна Типа в "Карнавальной ночи"... А в целом кино, можно считать, проморгало этот самобытный и очень большой талант: снимало его много, но чаще всего не по делу - многие его эпизодические персонажи не удостоились даже имени.
Но была еще одна роль, на которую запали миллионы. Эту его работу видела вся страна от Мурманска до Владивостока благодаря существовавшей в 50-е годы прошлого века практике "фильмов-спектаклей". Кинокартин снималось мало, дефицит компенсировался съемкой на пленку популярных спектаклей столичных театров - так в 1952-м была снята комедия знойных испанских страстей "Учитель танцев" Лопе Де Вега в постановке Центрального театра Советской Армии. И киноэкран ее практически обессмертил: Зельдин в роли Альдемаро был совершенно неотразим, а его романс "Пусть поет моя гитара..." стал самым эротически накаленным шлягером для оттаивавшей после войны России. Полная утонченных любовных желаний, эта картина стала новым обещанием счастливой, беззаботной, элегантной - нормальной жизни. Снятый на черно-белую пленку спектакль оказался самым культовым кинофильмом многих десятилетий.
Экзотическая внешность определила и первые театральные роли Зельдина - и тоже в массовке: безымянный Узбек, безымянный Грузин... Впервые молодой актер обратил на себя внимание, сыграв в Театре транспорта Фердинанда в "Коварстве и любви". А потом всю жизнь был верен Театру Армии, дебютировав на его сцене поручиком Ржевским в водевиле "Давным-давно". Там он тоже играл Серебрякова в "Дяде Ване", играл одессита Костю Ставриди в "Песне о черноморцах", фатоватого Альберта Грегора в "Средстве Макропулоса", барона Мюнхгаузена в "Комической фантазии", Люченцио в "Укрощении строптивой", Барни Кэшмена в "Последнем пылко влюбленном"... И так при относительно небогатом багаже киноролей, пусть и отличный, но преимущественно театральный актер сумел побить рекорды популярности: это работала магия Личности. Действовало обаяние человека цельного, убежденного, бесконечно внимательного к профессии, даже самую проходную свою работу трактующего как важнейшую миссию. Такие люди самим свои присутствием делают все вокруг светлее и чище - при них умолкают циники и тушуются пошляки. Владимир Зельдин побил и все рекорды творческого долголетия. Ему исполнилось девяносто, когда он вышел на сцену родного театра в образе Дон Кихота в мюзикле "Человек из Ламанчи", поставленном Юлием Гусманом к юбилею великого оптимиста. Все опасались, что спектакль станет своего рода аттракционом - зрители придут подивиться, что Владимир Зельдин все еще поет и танцует. Ничуть не бывало - первые мгновения шока сменялись восторгом: энергетика актера по-прежнему электризовала зал, голос был таким же сильным и молодым, а пластика - такой же неотразимой. Свое столетие Владимир Зельдин тоже встретил на сцене, сыграв в посвященном ему спектакле "Танцы с учителем" и став первым в России действующим актером, перешагнувшим порог двух веков.
В последний раз мне повезло его услышать на дружеском вечере в клубе "Эльдар" - праздновали день рождения Эльдара Рязанова. Это было в ноябре счастливого 2010 года - счастливого потому, что еще были с нами и Рязанов, и Людмила Гурченко, и Владимир Зельдин. Он взял микрофон и спел, конечно же, про Москву, Гурченко подпевала, Рязанов слушал и по ходу дела давал режиссерские указания. И никто тогда не знал, что эти радостные мгновения были предвестием прощания. "Скоро встанет разлука меж нами..." - пел Зельдин. Уже не от имени пастуха Мусаиба - от самого себя, сильного, красивого человека и неисправимого романтика. В кругу близких ему людей - с той же отдачей, как и перед многомиллионным зрителем. Словно уже летел отсюда и в вечность.
Текст публикуется в авторской редакции и может отличаться от вышедшего в номере "РГ"
Владимир Этуш о Владимире Зельдине:
- Невосполнимая утрата. Ушла целая эпоха нашего театра и кинематографа. Я всегда восхищался его энергией и жизнелюбием. Оно помогало ему оставаться в строю до последнего. Даже тяжелая травма не смогла подкосить его несколько лет назад, и он снова вышел на сцену. И вот теперь его не стало. Я даже поверить в это пока не могу.
Кстати
Прощание с Владимиром Зельдиным пройдет 3 ноября в 10.30 на Большой сцене Центрального академического театра Российской армии. Похороны состоятся 3 ноября в 14.30 на Новодевичьем кладбище.