В убийстве детей в Нижнем Новгороде виноват стокгольмский синдром

Видео: Politrussia.com

После статьи о нижегородском ужасе, равнодушии и ювенальной юстиции, опубликованной недавно, хочется поговорить о другом. Обвиняя современные властные структуры в бездействии и равнодушии, мы забываем о том, что перед нами – не вандализм или экологические преступления. Из наших уст не слышны слова о жертвах, хотя им вообще должно отводиться центральное место в обсуждении. Убитых детей и женщин уже не вернуть. Но во избежание новых трагедий стоит поднять вопрос о возможностях экстренного реагирования профильных органов в подобных ситуациях.

Как обычно реагирует общество на подобные происшествия. Случиться уже все случилось, и что делаем мы? Бросаемся на амбразуру и обвиняем государство и правоохранительные органы, рассуждаем о должном наказании преступника… Но позвольте! О том, что творится в душе пострадавшего, молчат все. Может, стоит исправить ситуацию?

Откуда вообще пошло насилие? Обсуждать эту тему стали, кстати, сравнительно недавно, лет 30 назад, хотя она существует столько, сколько живут на планете люди. Обыватели привыкли считать, что насилие – это когда тебя бьют сковородой или принуждают вступить в сексуальный контакт без согласия. Однако насилие – это еще и психологическое давление и создание невыносимых условий для жизни. Еще в 2008 году начальник Департамента охраны общественного порядка МВД России Михаил Артамошкин сообщал печальные данные: та или иная форма насилия имеет место в каждой четвертой семье; две трети умышленных убийств совершаются по семейно-бытовым мотивам; ежегодно от рук мужей или других близких погибают около 14 тысяч женщин; до 40 % всех тяжких преступлений, связанных с насилием, совершаются в семьях (Писклакова М.П. Домашнее насилие в отношении женщин и российское законодательство: база, недочеты и преграды на пути реальной защиты // Насилие в отношении женщин: опыт стран Восточной Европы, Центральной Азии и России. Москва, 2008. С. 66—87.).

Статистика говорит сама за себя: 2013 год ознаменован гибелью 9100 и тяжким вредом для здоровья 11 300 женщин. Также официально подтверждается, что 46 000 несовершеннолетних пострадало от подобных преступлений, из них половина преступлений совершены дома. На сегодняшний день в России, по словам Натальи Ходыревой, кандидата психологических наук и основателя Кризисного Центра для женщин в Санкт-Петербурге (http://crisiscenter.ru/), существуют государственные и негосударственные организации, способные помочь жертвам домашнего насилия. К сожалению, и те, и другие ощущают острую нехватку финансирования. Вследствие этого пострадавшим практически некуда обратиться: НКО самостоятельно поддерживать убежища не могут, а порог попадания в госубежища слишком высок для того, чтобы считать их эффективной мерой в случае экстренной необходимости обеспечить безопасность. Квалифицированную помощь может оказать лишь психолог, но практически все специалисты работают платно, а если средств на это нет?

Как утверждает юрист Валентина Фролова, в первую очередь жертва обязана сообщить в правоохранительные органы о факте преступления и приготовиться к трудностям судопроизводства, ведь в России подобные дела рассматриваются как частные обвинения, что сильно уменьшает скрупулезность расследования дела. По словам адвоката, первые шаги государства должны проводиться в двух направлениях: 1) реабилитация и обеспечение безопасности пострадавшим, 2) признание за такими преступлениями характера публичного, что заметно ускорит работу полиции и обеспечит обвинение преступников.

Фото: http://crisiscenter.ru/

Россия традиционно лидирует в вопросах домашнего насилия. Почему? В качестве причин специалисты выделяют массовую алкоголизацию населения, утрированное восприятие патриархальности и принятие насилия в качестве управленческого механизма. Прибавим еще абсолютную социальную безответственность за окружающих, стремление обособиться от остальных и сосредоточиться на своих проблемах. Может, прежде чем обвинять государство в отмене действия ювенальной юстиции, стоит обратить внимание на собственное равнодушие? И тогда судить по делу нижегородского убийцы придется не участкового, случайно и не вовремя попавшего под «горячую руку» правосудия, а тех многочисленных соседей, которые молчали, слыша крики за стенкой? Или школьных учителей, которые видели синяки на теле детей?

Фото: https://www.facebook.com/CrisisCenterForWomen/photos/a.374807062603470.92989.316474601770050/868519559898882/?type=1&theater

Винить в случившемся невозможно только мать семейства. У подобных жертв формируется так называемый стокгольмский синдром, механизм которого действует так, что жертва, подвергаемая систематическим пыткам психологического и физического характера, начинает защищать и симпатизировать своему насильнику, надеясь на помилование и снисходительное отношение. Кроме того, как ни печально это осознавать, для жертвы ситуация подверженности агрессии становится обычной, превращаясь в «зону комфорта» - да, наше сознание порой предлагает совершенно абсурдные сценарии нашей жизни. Для таких семей предусмотрена модель созависимости: как жертва не представляет жизни без насильника, так и насильник – без жертвы.

В результате взрослая жертва насилия переживает сильнейший стресс, с которым не может справиться годами. Проявления находят себя на трех уровнях:

• Психологическом: нарушения сна, кошмары, всплывающие тревожащие воспоминания, невозможность сконцентрироваться, повышенная возбудимость, восприятие всего общества враждебным, депрессия, раздражительное и агрессивное состояние;
  
• Физиологическом: нарушения сна, головные боли, ощущение нехватки воздуха, проблемы с сексуальной жизнью;
  
• Поведенческом: нарушения общения и взаимодействия с окружающими, алкоголизм и наркомания, возможна булимия или анорексия, суицидальные попытки.
  

Дети, в свою очередь, проносят этот стресс через всю свою жизнь, выстраивая собственные отношения с опорой на эту боль. Получается порочный круг: насилуют те, кого насиловали.

А что делают современные якобы «неравнодушные»? Ушлые журналисты теребят жертв и требуют у них интервью, снова и снова заставляющие переживать боль и ужас пережитого насилия. Программе или журналу нужна сенсация: интервью маленького мальчика или девочки о том, как и что «делал взрослый дядя». Но микрофон посверкает перед ребенком пятнадцать минут, зрители в студии поохают, либералы покричат на все стороны о том, что государство виновато, – все извлекут свою выгоду. Ребенок уйдет из студии, но куда? Снова – в воспоминания, снова – в переживание ощущений, запахов, действий. История подчас повторяется и в правоохранительных органах. Представить страшно: человек, переживший весь ужас насилия, должен в мельчайших подробностях ответить на все вопросы следователя, порой более чем унизительные. Повторное переживание такого травмирующего события влечет за собой еще большее погружение в эти проблемы и, как следствие, усиление проявлений стресса. Так может, стоит хотя бы раз сделать моральный выбор в сторону жертвы?

Может, все-таки стоит задуматься, что гуманизация общества начинается не с ювенальной юстиции, не с органов власти, не с кабинетов, а с разума каждого из нас?

Автор статьи: Екатерина Лукина, политический психолог-консультант

Подписывайтесь на наш канал в Telegram