Религия в российской армии — путь к воспитанию или расколу?

Многие, читавшие бессмертное произведение Ярослава Гашека о "Похождениях бравого солдата Швейка" на фронтах Первой Мировой войны, наверняка помнят одного из комичных персонажей повести — фельдкурата Отто Каца, у которого бравый чешский вояка оказался в денщиках в самом начале своей службы после мобилизации. Несмотря на то, что Гашек — по понятным причинам — высмеивал всю австро-венгерскую армию, из всего начальствующего состава, присутствующего в произведении, наиболее положителен как раз образ военного священника. Он предстаёт этаким добрым малым, хотя и не лишённым определенных сугубо армейских пороков, тем не менее — он, в сравнении с остальными будущими начальниками Швейка, один из немногих, кто относится к нему и остальным солдатам искренне и по-доброму. 

Священнослужители присутствовали в начале 20 века практически во всех европейских армиях. В русской армии и флоте в то же время — существовал прочный институт полковых и корабельных священников, который развивался с середины 17 века. Они являлись частью священнослужителей военного духовенства Российской Империи. Солдаты обязаны были отдавать им воинское приветствие и титуловать их «Ваше благородие». Полковые священники русской армии представляли наиболее многочисленный отряд военного духовенства, в своем статусе они приравнивались к офицерам в чине капитана. Главной задачей священника в военное время, кроме совершения богослужений, было влияние на свою паству личным примером, твердостью духа в сложнейших ситуациях, стойкостью в исполнении воинского долга. Они участвовали также в принятии присяги новобранцами.

Их наличие в русской армии до революции было вполне оправдано. Несмотря на то, что в 70-х годах 19 века после Милютинской военной реформы, армия и флот в России стали комплектоваться на основе всеобщей воинской обязанности — то есть по призыву, подавляющее большинство военнослужащих были православными. Стоит заметить, что жителей национальных окраин, имевших иное вероисповедание, в армию в то время не призывали, а до введения всеобщей воинской обязанности — они не подлежали рекрутским наборам. Коренное население Финляндии, Кавказа и Средней Азии могло поступать на службу добровольно. В основном, это были представители офицерского состава — такие как будущий президент Финляндии Карл Маннергейм, служивший до 1917 года в русской гвардии и армии. Для них существовал определённый порядок участия в общеполковых церковных службах, не затрагивающий их религиозных чувств.

Среди нижних чинов в русской армии и на флоте в начале 20 века православных было 75 процентов. Оставшиеся 25% составляли: 9 процентов — католики, 2 — мусульмане, 1,5 — лютеране и 2,5 — представители других верований. 

Правовой базой отношений к воинам-иноверцам в армии и на флоте служили воинские уставы, приказы военного министра, циркуляры, отзывы Главного штаба. Они предусматривали порядок прохождения службы неправославным духовенством, организацию пастырского обслуживания воинов-иноверцев, расписание табельных и праздничных дней, в которые иноверцы и инородцы освобождались от занятий и нарядов и т. д.

Известно, что во второй половине 19 века в штатах военного ведомства появились духовные лица иных исповеданий. По военной линии они находились в ведении Главного штаба, по духовной — в Департаменте духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел через соответствующие консистории.

Кроме мулл и раввинов, в Варшавском округе при штабе каждого из расположенных там армейских корпусов имелись римско-католические капелланы, лютеранские дивизионные и евангелическо-аугсбургские проповедники. В Крымском и Дагестанском конных полках, состоявших из воинов, исповедовавших ислам, муллы были в штатах каждого из полков. Там же, где по штату духовное лицо не было предусмотрено, обязанности по обслуживанию лиц инославного и иноверческого исповеданий возлагались на местных духовных лиц тех территорий, где дислоцировалась воинская часть. Например, евангелическо-лютеранский проповедник, находившийся в Иркутске, закреплялся за войсками, расположенными в Иркутской, Енисейской губерниях и в Забайкальской и Якутской областях с выделением средств на его содержание. Таким образом, присутствие того или иного духовного лица неправославного исповедания зависело от религиозного состава нижних чинов воинской части.

Как несложно догадаться, проблему межрелигиозных взаимоотношений в дореволюционной русской армии отчасти решали путём создания "национальных" воинских подразделений — наибольшую известность из которых приобрели кавказские и польские части. Однако, не всегда и не везде это было возможным. Например, в русском флоте комплектовать экипажи, учитывая религиозные особенности офицеров и матросов, было невозможно, что сразу дало о себе знать в годы Первой Мировой войны.

Мало кто знает, но волнения на Балтийском флоте в 1915—1916 годах начинались как патриотическое движение, направленное против части офицерского состава флота, которая имела немецкие фамилии, особенно с приставкой "фон". Матросы подозревали таких офицеров в измене, которая, по их мнению, было возможна в силу их религиозной или национальной близости к противникам России в Первой Мировой войне. Вспыхнувший на линейном корабле "Гангут" матросский бунт 1915 года носил ярко выраженный межнациональный характер, и был в первую очередь направлен против офицеров, имевших иностранные фамилии и иное вероисповедание, чем большинство матросов, причём, бунтовщиков даже члены следственной комиссии потом называли "неразумными патриотами", как бы подчеркивая истинные причины волнений. Стоит ли говорить, что впоследствии этим расколом умело воспользовались определённые деструктивные силы в стране, и он вылился в кровавую резню в Кронштадте в первые дни Февральской революции — когда ненависть матросов к отдельным офицерам флота, порой, абсолютно беспочвенную, либералам удалось трансформировать в острое неприятие всего офицерского состава со стороны рядовых, которые стали обвинять командиров во всех своих бедах — начиная от неудач на фронте, заканчивая должностными злоупотреблениями.

В современной российской армии сейчас пытаются возродить традиции армии и флота дореволюционной России, включая и институт военных священников. Однако, сейчас российская армия имеет ряд серьёзных отличий от русской армии и флота начала 20 века.

Россия — многонациональное государство с множеством религиозных конфессий. Армия России комплектуется на основе призыва, который, в отличие от практики начала 20 века, в самом деле стал всеобщим, без каких-либо исключений для представителей отдельных народностей или религиозных групп. В этой связи возникает глобальная проблема с религиозными взглядами военнослужащих — причём, ещё большая, чем в случае с русской армией дореволюционного периода.

Идти по пути 19 или начала 20 века и комплектовать подразделения по национально-религиозному признаку — современная армия себе позволить не может, поскольку она высокотехнологична, и для неё важна, прежде всего, воинская и гражданская специальность, знания и навыки, которые имеет военнослужащий, а уже потом вопросы, связанные с его национальностью или вероисповеданием. От создания национальных частей в СССР окончательно отказались в начале 40-х годов, поскольку укомплектовать такое подразделение всеми необходимыми специалистами, имеющими одну национальность, было практически невозможно. В более позднее советское время отдельных представителей национальных окраин СССР старались призывать в военно-строительные части, в которых рядовой состав даже не являлся военнослужащими — была введена отдельная служебная категория "военный строитель". Впрочем, в то время такая "роскошь" была позволительна — призывников было на порядок больше, чем требовалось для укомплектования боевых частей. Поэтому, когда потребовалось создать национальное воинское подразделение для ввода на территорию Афганистана в 1979 году, личный состав для "мусульманского батальона" собирали по всем подразделениям советской армии. Причём, посещавшие это подразделение офицеры генштаба по их воспоминаниям сразу "выпадали в осадок", поскольку разобраться где в нём главенствовали уставы, а где религиозные устои — для неподготовленного человека было непростой задачей. 

Сейчас таких "национальных" частей в штате российской армии нет. Нет и специальных военизированных формирований, вроде военно-строительных частей, куда можно было бы отправить проходить службу тех, кто по тем или иным причинам — религиозным, политическим или национальным — может не вписаться в коллективы боевых подразделений вооружённых сил.  Если же пойти путём дореволюционной России и не призывать отдельные народности в армию, то тут будет нарушен главный конституционный принцип равных прав и обязанностей для всех граждан страны. Соответственно, призывать служить необходимо всех граждан, вне зависимости от их национальных, религиозных или политических взглядов. Именно таким методом обеспечивается единство государства, построенного на равенстве прав. 

Поэтому современный воинский коллектив представляет собой прежде всего интернациональную и полирелигиозную общность граждан, поступивших на воинскую службу. Повседневная жизнь и система взаимоотношений в армии определяется воинскими уставами, которые должны сделать такую общность монолитной и исключить в ней вероятность возникновения любых противоречий. 

С другой стороны, в армии давно назрел дефицит воспитания. В советское время его восполняли за счёт комиссаров и замполитов, которые, стоит заметить, не всегда и не везде справлялись со своими обязанностями по воспитанию личного состава, а после 1991 года их заменили заместители командира по работе с личным составом, которые готовились в тех же учебных заведениях, что и замполиты советского периода, и унаследовали те же положительные и отрицательные качества. В конце 2000-х годов этот институт де-факто практически сошёл на нет, что привело к определенному вакууму в воспитательной работе с личным составом в армии. Заполнить его при помощи привлечения духовенства пытались с начала 90-х годов. Отчасти, такой опыт был положительным, и в 2013 году его статус в воинских подразделениях был узаконен — была введена должность помощника командира по работе с верующими. Для священнослужителей в армии разработали достаточно обширные наставления. На 20 страницах текста формата А4 уместился весь уклад работы с верующими военнослужащими, начиная от общих положений и заканчивая участием священников в учениях. Подчеркивается, что участие военнослужащих в религиозных обрядах и церемониях является добровольным, а командир не вправе принуждать солдат посещать войсковые храмы. Оговорено взаимное уважение и сотрудничество между представителями различных конфессий — например, армейским батюшкам предписано не ссориться с представителями неправославного духовенства. Вроде бы, в теории такое новшество в воспитании военнослужащих не должно вызывать острых конфликтных ситуаций. 

Только правильно ли возлагать духовное и нравственное воспитание верующих военнослужащих, различающихся по национальным и религиозным взглядам, на духовных лиц одной, пусть и самой многочисленной религиозной конфессии в стране? Все военнослужащие, вне зависимости от должностей и званий, принимают одну присягу, их служба направлена на достижение общих для них и страны целей, они носят одинаковую форму, различающуюся только знаками принадлежности к родам и видам войск и воинским званиям. Армия — это монолитный организм, в котором нет места политике, религиозным и национальным противоречиям. Иначе, такая армия, по сути, может стать опасной для самого государства. Как думаете, могут возникнуть ли у представителя неправославного вероисповедания, служащего в армии или иной силовой структуре, резонные вопросы — почему помощник командира по работе с верующими является именно православным священником, а не муллой, раввином или буддийским монахом? 

Так стоит ли бездумно тащить из русской армии начала 20 века в современную российскую армию все когда-то утраченные традиции — тем более, что многие из них даже в то время приводили к противоречиям внутри воинских коллективов? Давайте тогда вспомним еще несколько утраченных традиций русской армии — таких как наличие денщиков или титулование в зависимости от звания должностного лица? Может быть, всё-таки современная армия должна быть прежде всего свободной от предпосылок к социальным, политическим, межнациональным и религиозным противоречиям, а уже потом воспитанной, образованной и высокотехнологичной? 

На мой личный взгляд, со стороны человека, отслужившего в офицерских погонах без малого 12 лет, религия, национальность и политика — должны оставаться по другую, гражданскую сторону ворот подразделения. Конечно, никто не должен заставлять военнослужащего отречься от своей веры или политических воззрений. Но в момент, когда военнослужащий находится при исполнении служебных обязанностей, всему этому попросту нет места. Поскольку военнослужащий даёт присягу, в которой обязуется защищать все без исключения народы Российской Федерации и государственные интересы, вне зависимости от своей религиозных или политических взглядов. 

Тут стоит вспомнить и печальный пример советской армии, монолитность и боеспособность которой рухнули как карточный домик, как только солдатам и офицерам на волне гласности в конце 80-х разрешили увлечься политикой, религиозными и национальными вопросами. Когда на излёте перестройки военнослужащие вдруг стали ощущать себя не людьми в погонах, действия которых должны соответствовать уставам и присяге, а азербайджанцами, армянами, грузинами и украинцами, православными и мусульманами, "демократами" и "коммунистами" — это привело к трагическому расколу, который, в конечном итоге, привел к тому, что сразу же после развала СССР бывшие сослуживцы стали стрелять друг в друга в Нагорном Карабахе, Абхазии, Таджикистане и в Приднестровье. И единой армии как таковой не стало. А ведь не проникни в те годы "подъём национального и религиозного самосознания" в армейскую среду, вполне возможно бы и генерал-майора Джохара Дудаева мы бы сейчас знали только как командира одной из лучших авиационных дивизий советской армии, а не как "президента Ичкерии" и одного из организаторов противостояния чеченцев и русских, вылившегося в две чеченские войны. 

Так нужно ли какое нибудь лишнее подчеркивание религиозной, национальной, политической принадлежности военнослужащего в армии многонационального государства? Даже если оно идёт опосредовано — через духовное и нравственное воспитание солдат и офицеров?

Конечно, воспитатель в воинском коллективе — несомненно, вещь нужная. Но, он должен быть воспитателем для всех без исключения военнослужащих, а не для части из них — пусть и самой многочисленной в процентном отношении части единого воинского коллектива. Такой воспитатель должен применять единый подход ко всем военнослужащим — вне зависимости от того, верующие они или нет, православные или мусульмане, иудеи, католики или буддисты. Оптимален на такой должности был бы квалифицированный педагог, хорошо знающий историю своей страны, разбирающийся в религиозных особенностях каждой присутствующей на территории России конфессии и в зависимости от социокультурных особенностей каждого военнослужащего, выстраивающий с ним свою воспитательную работу. Причём, он не должен выставлять напоказ свои религиозные предпочтения — в коллективе, где все равны перед уставом — прежде всего, равным перед ним должен быть сам воспитатель. 

Подписывайтесь на наш канал в Telegram