Левиафан с бутылкой

Левиафан с бутылкой

Фильм Звягинцева муторный и скучный, я его честно посмотрел от увертюры до финальных титров. И ладно бы, мало что ли снимается на бюджетные средства нудных фильмов, подумаешь, одним больше. Но поскольку этому фильму просто не позволено пройти незамеченным (тогда его можно было бы отложить подальше, дабы лишний раз не прикасаться), хочу вставить свои пять копеек.

Любому неглупому и наблюдательному человеку несложно понять, что хотел показать Звягинцев своим фильмом, подсказок, подводок, спойлеров к зашитым метафорам более чем достаточно. Первозданные северные пейзажи перенесены с картин Рокуэлла Кента; в отдельных планах с вечно напряженным и таким квазиправдоподобным в кадре Алексеем Серебряковым (он еще ребенком в «Алых погонах»  уже был достоверным, такое свойство актерской фактуры) прослеживаются переклички с гравюрами к «Моби Дику» того же Кента. Символы и аллегории насыпаны густо, как изюм в кексе. Подростки с вином и пивом, сидящие у костра на церковных руинах, в дырявом, лишенном купола четверике видно ночное небо, ? подтекст в расшифровке не нуждается. Полуистлевшие, затопленные суда – повторяемый не однажды намек на прогнившую РПЦ («корабль» – символ церкви). В финальном эпизоде архиерейской службы в новооткрытом храме на месте снесенного дома главного героя камера показывает пустоту в подкупольном четверике – там нет Бога, нет даже паникадила, лишь (мерзость запустения) моток какой-то проволоки.

Фильм демонстрирует несколько уровней манипуляции сознанием. Основной прием:  взять частный конфликт человека с властью и подставлять к данной ситуации тот или иной библейский/христианский символ, –  ситуация приобретет обманчивую глубину и многозначительность. Рецепт фильма таков: к сумме достоверных, даже гиперреалистичных деталей  примешан один фальшивый и ложный посыл, но именно он и является маркером вывода. Примеров очень много, возьмем хотя бы главного героя  Николая. С первых эпизодов нас подводят к осознанию, что главный герой обречен, он жертва и, прежде всего, жертва бездушной, циничной, коррумпированной российской реальности. Чтобы зритель лучше это усвоил, используется «библейский  бэкграунд»: сначала в эпизоде в разрушенной церкви, где героя увязывают с обреченностью Иоанна Крестителя, затем, ближе к финалу, во встрече с «хорошим священником» нас прямиком   отсылают к библейскому праведнику Иову. Однако это фальшивые посылки,  здесь не библейский и тем более не христианский космос. Здесь нет ни Иова, ни Иоанна; нет ни праведника, ни принесенной жертвы. Есть жертвы условных обстоятельств и произвола режиссера, но не более. И главный герой  Николай – не герой. Он не противостоит, не сражается, не становится «одним в поле воином», чтобы фильм превратился хотя бы в американского типа мотивирующий боевик.  Но и не терпит, не прозревает и не преображается. Он не жертва в христианском смысле, а озлобившееся, отчаявшееся животное, загнанное в угол, ненавидящее и пьющее, без благодати и понимания. Старательными усилиями режиссера его (героя) увязывают с библейскими персонажами, а у него элементарно нет души, не то что духа. У него нет признаков сознания и зафиксированной вменяемости, поскольку он перманентно тонет в бутылке с водкой. Николай никакой не Иов, он сам себе Левиафан! А водка,сквозная тема фильма, его первозданные воды творения, в которых образовывается русская жизнь по Звягинцеву.

Квинтэссенция всей иносказательности этого фильма – диалог коррумпированного мэра с епархиальным владыкой (судя по белому клобуку, митрополитом), в мрачноватом помещении на фоне картины или фрески «Тайной вечери». Между нелепыми вопрошаниями «что угодно Богу» мэр опрокидывает рюмку за рюмкой из графинчика, а архиерей потчует: «Рыбки отведай»…  Если имеется в виду, что «Тайная вечеря», на фоне которой происходит эпизод, содержит евхаристическое «ешьте тело, пейте кровь мою», а «рыба», древнегреческая монограмма имени Иисуса Христа, то здесь Звягинцев подводит нас к своему главному тезису, чтобы быть русским, надо регулярно приобщаться Христа и запивать Его водкой. Отведай рыбки (Христа), запей водкой, и «Богу все будет угодно».  В фильме все беспробудно опрокидывают в себя водку стаканами, бутылками, прямо из горла и между залпами с какой-то извращенной настойчивостью спрашивают друг у друга: «Ты в Бога веруешь?», «Ты крещеный?». Всегда тяжелое похмелье, всегда больная голова и алкогольная интоксикация, а в следующем эпизоде всем приходится снова пить эту проклятую водку!  И ты вдруг осознаешь, что да, это очень религиозный и глубокий фильм! Психоделичный, галлюциногенный, какой еще ни одному режиссеру не приходило в голову снять, потому что он снят от имени печени. Фильм выражает ужас и протест русской печени перед произволом ее субъекта и хозяина, ее «Левиафана с бутылкой». Печень взывает из бездны отчаяния, когда ее захлестывают пучины водно-спиртового раствора, и она понимает, что не в силах переработать такой объем токсичных веществ. А в ответ устами мудрого священника ей произносится приговор: «Можешь ли ты удою вытащить левиафана и верёвкою схватить за язык его? вденешь ли кольцо в ноздри его? проколешь ли иглою челюсть его? будет ли он много умолять тебя и будет ли говорить с тобою кротко?»(Иов. 40:20).

Поскольку своими предыдущими работами Звягинцев зарекомендовал себя как интеллектуальный и глубокий режиссер, не могу не согласиться с мыслью, что все лежащие на поверхности аллегории и метафоры не более чем для отвода глаз. Настоящий и, несомненно, ключевой гуманистический посыл фильма заключается в протесте от имени русской печени, и в этом смысле фильм по праву можно назвать «Апокалипсис печени».

В качестве иллюстрации использовано фото с сайта: newsinphoto.ru

Подписывайтесь на наш канал в Telegram