Какая "мягкая" сила нужна России?

«Мягкая сила», понимаемая политологами как возможность оказывать влияние на принятие решений, используя невоенные (культурные и экономические) рычаги, давно признана дефицитной составляющей в российской как внутренней, так и внешней политике. Необходимо укрепить этот инструментарий кремлевского руководства – естественно вытекающий вывод. Но что именно для этого следует сделать, понимают лишь единицы.

Россия вступила в XXI век государством, в котором руководство объявило о равноудалённости от любых идеологий – как политических, так и экономических. Однако полностью пребывать в идеологическом вакууме ни одна политическая структура неспособна. Поэтому было бы хорошо выяснить, что же имеется у нас в наличии.

Политически правящий режим можно охарактеризовать как авторитарный, причём по степени мягкости и жесткости среди остальных аналогов в мире он находится где-то посередине. Прочитав официальные документы, а также прослушав самые важные выступления президента, мы понимаем, что такие понятия, как «стабильность», «порядок», «многонациональность», «суверенитет», «духовность» и «традиции» имеют первостепенное значение в том сыром конструкте, который имеется на данный момент. Их подбор осуществлялся как интуитивно, так и благодаря влиянию на первое лицо страны фигур, для которых эти понятия имеют архиважное значение и наполнены особым смыслом.

Что же касается экономической политики в России, то её следует обозначить как неолиберальную. Да, западные санкции заставили сдвинуться её с мертвой точки. Но и сейчас полупроцентное снижение ключевой ставки или дело против соратников Анатолия Чубайса вряд ли можно трактовать однозначно как решительный шаг к более самодостаточной модели. Для этого нужно гораздо большее, чем всё то, что было сделано за последний год.

Реформа подоходного налогообложения, пенсионная реформа, реформа здравоохранения, реформа ЦБ – это лишь малая доля вопросов, которые придётся решать в случае смены экономической парадигмы. Но ничто не говорит в пользу того, что эта парадигма сменится в годы президентства Владимира Путина. Поставить Сергея Глазьева во главе ЦБ – это для него слишком радикальный и опасный шаг, за последствия которого не очень-то хочется расплачиваться.

Итак, мы определили, что экономическую политику Кремля можно охарактеризовать как неолиберальную, а всё остальное, включая напускной патриотизм и декларируемую готовность следовать за президентом – как набор мер, способствующих сохранению наиболее безопасного и статусного положения российских элит, ведущих арьергардные бои за поделенные уже давно куски пирога. Не больше и не меньше.

Воодушевить хоть сколько-нибудь значительное количество граждан защищать такой режим подобная система отношений не способна. А на одном лишь денежном стимулировании долго не протянешь – деньги, в отличие от идей, имеют свойство заканчиваться. И тогда начинается крах как самих элит, так зачастую и государства, контролируемого ими. А этого допустить уже нельзя.

Поэтому откровенно и прямо могу заявить – российскому государству необходима идеология. Нет, пионеры и комсомол, КПСС и субботники, да и прочие атрибуты советской эпохи вовсе не нужны. Более того, их воскрешение будет означать возвращение идеологии, артикулируемой определенной, пусть и системной, но достаточно оппозиционной политической силой.

Эта идеология всё меньше и меньше увлекает за собой представителей молодого поколения. Несмотря на существенную поддержку в обществе, проявляющуюся ярче всего на выборах, коммунисты обращаются к прошлому – что делать с будущим, они не знают. Это уже не говоря о том, что идеология современной КПРФ сильно видоизменилась – теперь это типично референтная партия, использующая на полную силу патриотический символический багаж. Хорошо это или плохо – вопрос второстепенный, но очевидно одно – партия, двадцать лет просуществовавшая в стенах Госдумы, оказалась неспособна повлиять на принятие решений в Кремле.

Можно констатировать, что пребывание в российском парламенте коммунистов отнюдь не мешает власти претворять в жизнь свои неолиберальные экономические реформы. А это уже повод поразмышлять об их дееспособности.

Так что если и делать выбор, то коммунизм для России в XXI веке практически неосуществим – за исключением социального государства. Но социальное государство, как показывает мировая практика, может состояться и без коммунизма.

Кто-то предложит в качестве стержневой идеологии традиционализм с упором на религиозность. Это также далеко не оптимальный выбор. Несмотря на большой процент номинальных верующих и особую роль православия в культуре России, вряд ли российские граждане будут приветствовать клерикализацию общественной жизни, вторжение Церкви в частную сферу, государственное управление и экономику. Такая традиция имеется в католичестве, но не у нас. Да и не будут отвечать современным вызовам те ответы, которые даст Церковь. Поэтому традиционализм и религиозность необходимы лишь в небольших дозах, чтобы чересчур прогрессивные «интеллектуалы» не разрушали институты воспроизводства общества – семью и брак.

Либерализм не может стать идеологией российского государства отнюдь не по причине того, что он автоматически провозглашает плюрализм идеологий и мнений. На примере современной Европы мы можем убедиться в обратном. Просто ответы, которые даёт либерализм, как раз-таки загоняют Россию в системный кризис ещё глубже – социальная сфера подлежит разрушению до основания, та же судьба должна постигнуть и суверенитет. Полное осуществление всей программы либеральных преобразований будет означать ликвидацию России как независимого государства. Однако это не означает, что можно дать отмашку тем, кто ждёт-не дождётся полной отмены всех прав и свобод.

Но ответом на авторитарный вызов станет не либеральный космополитический антинациональный проект, а гражданская самоорганизация людей, не желающих отдавать руководство над самими собой ни господам из постсоветской бюрократии, ни господам из постсоветской нигилистической интеллигенции. «Чума на оба ваших дома» – на самом деле очень распространенное настроение, которое, однако, ещё не нашло выражения непосредственно в ходе выборов.

Остаётся последнее. Национализм. Он утверждает, что главной ценностью является нация – сообщество граждан, гарантирующих друг другу права и имеющих общую культуру и язык. При этом национализм отнюдь не означает, что то или иное государство, элиты которого берут данную идеологию на вооружение, обрекают страну на изоляцию. США обеспечили себе мировое господство благодаря национализму – торговому, финансовому и культурному, и даже переросли в империю, не изменив, правда, территориальных рамок своей нации. А вот какие-нибудь албанцы или венгры, конечно, вряд ли смогут претендовать не то что на мировую, но даже и на региональную гегемонию – их национальные культуры замкнуты и самовоспроизводятся в весьма ограниченных рамках, навязанных языком и художественным наследием, сформировавшимся в рамках этого языка.

Русский язык же породил множество великих композиторов, писателей, художников и поэтов, сформировавших национальную культуру России и придавших ей особенный оттенок. Преемственность этой культуры была нарушена революцией 1917 года, после чего в России творили лишь такие единичные мастера, как Михаил Шолохов или Георгий Свиридов. Преобразования 1990-х освободили нас от цензуры, но на омертвевшей и иссушенной земле сами по себе великие таланты не рождаются. Их необходимо культивировать, давать возможность учиться независимо от достатка родителей и не чинить препоны в профессиональной деятельности. Тогда мы и получим наш русский ренессанс.

Национализм – наиболее решительный ответ и в экономике, где господствует неолиберальная теория. Протекционизм, стимулирование предпринимательства, поддержание социальной сферы, отказ от интеграции в объединения, которые организованы не Россией – основные требования экономистов, защищающих национальный суверенитет. Со временем к их мнению будут прислушиваться всё больше и больше.

Национализм также даёт довольно простой ответ тем, кто в ближнем зарубежье недоволен как качеством собственных элит, так и оппозицией, выступающей проводником чужих национальных интересов. Такие люди, независимо от того, где они живут – на Украине, в Белоруссии, Казахстане или Приднестровье, смогут определять себя как русских и рассчитывать на помощь со стороны материнского государства. А не являющиеся русскими народы, но желающие находиться с Россией в партнёрских отношениях, получат сильный довод в пользу тезиса о способности России поддержать проект «Европы наций», о котором так мечтают близкие нам евроскептики.

Таким образом, мне кажется, в обозримом будущем в высшем эшелоне власти наступит переосмысление роли национализма как идеологии и его пользы для российского общества и государства.

Это будет момент решительного перелома.

Подписывайтесь на наш канал в Telegram