Монополия на креативность

Снобизм — не слишком симпатичное в целом качество. Есть, конечно, нюансы: например, знаменитый британский снобизм может быть неприятен, но стоящая за ним благородная культурно-историческая подоплёка придает ему несомненный шарм. Однако, эта же наклонность, как писал о современном ему американском патриотизме норвежский гений Кнут Гамсун — «у людей, не обладающих достаточным уровнем развития, переходит в грубое чванство». Вот это — варварское по природе — чванство и сделала (парадокс!) своим «фирменным знаком» современная либеральная интеллигенция, существующая последние годы под брендом «креативный класс».

Напутствованные некогда в общественное бытие не слишком-то ободряющим пелевинским «творцы нам тут на х.. не нужны — криэйтором, Вава, криэйтором», «креаклы», как упростили их титул оппоненты, нашли пик своей политической проявленности на Болотной площади в 2011 году. И хотя «восстание белых ленточек» потерпело неудачу, его участники получили в качестве компенсации статус «лучших людей города». Получили, впрочем, от самих себя — в наше время повсеместных самоназначенцев («эксперты», «политологи» и т.п.) — это, в общем-то, в порядке вещей. Собственно, само понятие «креативный класс» изначально было заряжено этим высокомерным ощущением себя в качестве передового отряда цивилизации на землях аборигенов. И никого не смущали робкие указания на то, что продуктов «креатива» — т.е. созидательного творческого труда — предъявить они не могли, поскольку вся их энергия уходила в сферу потребления. Ситуация, когда обладание продукцией компании Стива Джобса символически ставит тебя на одну планку с самим Джобсом, до крайности напоминает реалии туземных карго-культов (наводя на размышления том, кто тут, вообще-то говоря, «абориген»), но это тема для отдельного социологического исследования.

«Жизнь после Болотной» оказалась для этих людей непростым тестом на социальную выживаемость. После крушения революционных иллюзий им пришлось столкнуться с процессом «геттофикации» на фоне неумолимого роста народной поддержки властей. Претензии на статус «интеллектуального авангарда» могла бы подкрепить критическая рефлексия о причинах случившегося, беспристрастный самоанализ — но, вместо них произошло лишь замыкание в «башне из слоновой кости», стены и бойницы которой были сделаны из раствора «культуры». Именно в ней протестная интеллигенция нашла успокоительно-надменное прибежище и объяснение всех невзгод: мы в меньшинстве не потому, что заблуждались в чем-то, а потому, что мы — культурная элита в окружении… На фоне украинских событий нашлось и подходящее слово: «ватники» стали презрительным ответом на обидных «креаклов».

Но, вот только с монополией на культуру дело обстоит не так однозначно, как с креативностью. Если вспомнить, что Россия — литературо-центричная страна, а поэзия — это концентрированная литература, то концепция эксклюзивных прав на неё со стороны либеральной оппозиции сразу же трещит по швам. Во-первых, непонятно, что делать с Пушкиным и его «Клеветникам России» — ведь дилемму «Кичливый лях, иль верный росс?» (хочется скаламбурить про «кичливого укра», но воздержимся из приличия) участники Марша решают явно обратным образом, чем «солнце русской поэзии». В Серебряном веке придётся разобраться сначала с блоковским «Я поэт, следовательно — не либерал», а потом выслушать от эстета и лидера поэтической эмиграции Георгия Иванова «Российскую интеллигенцию я презираю до конца». Подводит даже, казалось бы, верный союзник и кумир этой интеллигенции — Иосиф Бродский. Это раньше можно было делать вид, что строки «На независимость Украины» — просто досадное недоразумение посреди уютных «Римских элегий», но после всеобщего воспевания Майдана и самостийной Украины спокойно выслушивать возмутительное:

  С Богом, орлы, казаки, гетманы, вертухаи!

  Только когда придет и вам помирать, бугаи,

  будете вы хрипеть, царапая край матраса,

  строчки из Александра, а не брехню Тараса.

— решительно невозможно.

Перескочим из Серебряного века в Бронзовый — эпоху рок-музыки — и обратимся сразу к её нынешним обстоятельствам. А обстоятельства таковы, что миссию служить «лицом протеста» взвалил на себя (и уже ужаснулся издержкам) Макаревич. Вообще-то говоря, это скандал для протестной аудитории: Макаревич и в лучшие времена воспринимался как вторичный продукт, «фарцовщик» мелодиями и ритмами зарубежной эстрады, заметно уступающий по уровню музыкального материала советским ВИА. А, пообтеревшись с годами в постыдных для рок-героя амплуа «кулинара», «аквалангиста» и т.п., он стал чуть ли не золотым стандартом пошлости даже по меркам «креативного класса» — достаточно вспомнить, как его, говоря молодежным языком, «унасекомил» «официальный орган» этого самого класса — журнал «Афиша» ещё в 2009 году («Когда человек государства после успешного рабочего дня на досуге пишет стихи о коварных волках и рыбках в банке — это как минимум непоследовательно» — это ещё самое сдержанное из рецензии тогдашнего муз-обозревателя «Афиши» Горбачёва).

Но, держать знамя солидарности с украинскими карателями больше некому — и приходится протестным «снобам» из одноименного журнала тиражировать похабные выпады Макаревича против «ватника» Эдуарда Лимонова (который, кстати, в отличие от своего оппонента, признан на Западе в качестве знакового представителя современной культуры — или биография Макаревича уже вышла на французском языке?).

Но, сама оппозиция видит скандал в другом — в возможности инакомыслия со стороны представителей «культурного сословия». Когда лидер легендарного «Ва-Банка» Александр Ф. Скляр на одном из концертов произнес несколько слов в поддержку Новороссии, по соцсетям пошел шепот: что это — тонкий стёб или первые всполохи Альцгеймера? А после выхода ролика "Когда война на пороге", не отставляющего в своей «благородной ярости» места для разночтений, «гражданская казнь» Скляра была предрешена.

http://www.youtube.com/watch?v=-iXxxHaB5zU

Впрочем, прямое высказывание поперёк «политкорректных» нормативов сегодня — уже совсем не обязательное условие для остракизма: лидер «Сплина» Александр Васильев поплатился просто за то, что ничего не сказал! 

А между тем, в отличие вечного конъюнктурщика Макаревича, Скляр по-настоящему соответствует архетипу рок-героя: не гнавшийся за чартами, всегда остававшийся в зоне андеграунда и поддерживавший творческий контакт с такими «культовыми» персонажами, как покойный лидер «Южинского подполья» Евгений Головин (автор текста знаменитой «Эльдорадо») — он обладает стойким иммунитетом к упрекам в конформизме, который теперь пытается ему «пришить» Троицкий.

Можно предположить, что особое (хотя, вряд ли осознаваемое) раздражение вызвал у рукопожатной публики тот факт, что перечить ей позволил себе не просто талантливый, но еще и стильный (кстати, саунд песен Скляра на голову выше стандартов «русского рока») человек. Ведь, оппонировать брызгающим слюной похмельным «ватникам» (даже если они существуют преимущественно в воображении, хотя, будем объективны — порой, и в реальности тоже) — куда удобнее, чем мужественно-ироничному денди с повадками морского волка.

Зная о приверженности Скляра военно-морской эстетике, хочется пожелать, чтобы проложенный им путь «из ватников в бушлаты» вывел консервативный, «охранительский» дискурс на новый эстетический и содержательный уровень. И особенно хотелось бы, чтобы на этом уровне начался, все-таки, продуктивный разговор между государственническим большинством и оппозиционным меньшинством — в конце концов, война всегда кончается, а жить и двигаться вперед нам придётся вместе. Но, для этого последнему придется сделать усилие и разглядеть в собеседнике человеческое лицо с правом на свое мнение, отказавшись от монополии на креативность и культурное наследие. Уверен, что это осуществимое пожелание — ведь презрение к народу никогда не было в чести у настоящей русской интеллигенции.